«Она что, видит мое видение?»

Натянутое на каркас полотнище было помятым, с двумя поперечными волнами, и это Криса удивило: таких деталей он не помнил. Как не мог припомнить и наличие белого мешка под опорой нелепого модуля. Тут, у флагштока, тоже хватало отпечатков подошв. Габлер посмотрел на свои туфли, сделал шаг в сторону – оказалось, что он, в отличие от экипажа лунного модуля, следов не оставляет. Он протянул руку к флагштоку, намереваясь обхватить его ладонью, но кисть беспрепятственно сжалась в кулак. Словно флагшток был всего лишь изображением в озе унидеска. Крис попытался прикоснуться к полотнищу, но получил тот же результат. Рука прошла сквозь него, и кисть скрылась за красно-белым полосатым материалом. Но при всей призрачности окружающего Габлер чувствовал под ногами твердую поверхность! И это был еще один парадокс!

– Не получается, – констатировала из черноты небес беллизонка. – Сейчас вытащу тебя.

И почти тут же Криса ущипнули за ухо. Он невольно зажмурился, скорее от неожиданности, чем от боли, а когда открыл глаза, лунного пейзажа уже не было. На вершине колонны мягко светился череп.

– Щипаться было обязательно? – осведомился Габлер, садясь на диване и спуская ноги на пол.

Низа обогнула подлокотник и села рядом.

– Я выбрала самый простой способ, – кротко сказала она.

Габлер уважительно покосился на череп и повернулся к ней:

– И что это было?

– Это было то, чем я здесь занимаюсь.

– А чем ты здесь занимаешься?

– Вот этим, – слегка улыбнулась беллизонская жрица. – Мои предки называли такое действие словом «ульдеу». То есть погружение.

«И как это столь многомудрые атланты позволили себя победить? – подумал Крис. – Или дилильтэо были еще круче?»

– Ульдеу, – повторил он. – Что-то типа объемки с эффектом присутствия? Я ведь на самом деле не был на Луне?

– Это за пять минут не объяснить… Кстати, мы с тобой общаемся уже не пять минут. Гораздо дольше. А мне нужно не общаться, а добиваться результата.

– Какого?

– Нужного.

После таких слов оставалось только уйти.

– Ответ исчерпывающий. – Габлер поднялся с дивана. – Вызывай маони, пусть доведет меня до уникаров. Слетаю в Александрию, развеюсь… Ваш командир сказал, что взаперти меня держать не собирается. Собственно, я вам больше и не нужен. Буду думать, как жить дальше… в этом слое…

– Не опасно ли это относительно тебя? – спросила Низа и тоже встала.

– Не думаю, что александрийским полам дано указание меня там высматривать, – ответил Габлер, постаравшись, чтобы его слова прозвучали максимально холодно. Ведь беллизонка не стала возражать насчет того, что он больше не нужен служителям Триединого.

– Поступай, как считаешь нужным, Крис.

Видно было, что Низа уже думает о чем-то другом. Наверное, об этом своем непонятном погружении. И вообще, Габлер только сейчас понял, что она как-то изменилась. Не внешне, а внутренне.

– Давай, вызывай маони, – сухо и даже грубо сказал он.

– Да, конечно… Сейчас.

«Напиться… – подумал Крис. – И чем быстрее, тем лучше…»

Разноцветные абстрактные узоры на стенах не просто шевелились – они кривлялись, раздражая глаза. Габлер, чуть пошатываясь, подошел к столу, взял пульт и после нескольких попыток сделал сразу два дела: стер всю эту кричащую роспись и включил тивишник. Плюхнулся в кресло, положил ноги на низкий квадратный столик и расслабленно свесил руки с подлокотников. Наружная стена стала прозрачной, и можно было оценить вид, который открывался с четвертого этажа отеля «Золотая рыба». Стоящие впереди здания не мешали обзору, потому что отель располагался выше них, на горном склоне. Сам залив скрывался в темноте – время близилось к полночи, – но его очертания без труда можно было определить по ярко освещенной длинной набережной. По невидимому водному пространству во все стороны перемещались огоньки разных суденышек. Светящиеся стены зданий и цепочки уличных фонарей, расчертившие огромный амфитеатр города, превращали Александрию в какое-то волшебное место, где просто обязаны исполняться любые желания.

Так было и с желаниями Криса: захотел напиться – и напился, пройдясь по кабакам приморской части города. Но как-то не так все это получалось… Во всяком случае, пока. И дело было не в отсутствии обычного файтерского размаха и не раз проверенных на устойчивость к алкоголю сослуживцев. Пил Габлер именно по-файтерски – много всего и разное, не особенно заморачиваясь ассортиментом и количеством закуски и не обращая внимание на цену. Питье – было. А вот желаемой расслабухи, парения, кайфа – не было. Выпитое почти не туманило голову. Просто стекало в желудок и через некоторое время покидало организм в ближайшем туалете. Во всяком случае, связь с реальностью Габлер ни на мгновение не терял, хотя именно к этому и стремился, и если и сдвинулось что-то у него в мозгах, то совсем немного. Настроение не улучшалось, нежелательные мысли никуда не уходили и отстраненность от забот никак не спешила снизойти на него с алкогольных небес. В общем, не получалось у него добраться до того состояния, которого он без особого труда добился во время прежней своей прогулки по Александрии в компании сослуживцев из двадцать третьей вигии. И это его угнетало и раздражало одновременно. Правда, следовало иметь в виду эффект отложенного удара – это когда до поры до времени пьешь, не пьянея, а потом все выпитое мощнейшим джебом прилетает тебе в голову… Однако время шло, а удара все не было и не было.

В конце концов Крису надоело шататься по кабакам и он побрел в гору, в отель, расположенный километрах в двух от берега моря. Отель «Золотая рыба» он выбрал еще в полете к Александрии и тогда же заказал одноместный номер. В приморском городе было тепло, поэтому Габлер расстался со свитером и джинсами. Эту одежду он сменил на песочного цвета безрукавку с большими накладными карманами по бокам и внутренним – для документов и легкие светло-сиреневые брюки. А еще приобрел солнцезащитные очки без дужек – оправу можно было прилепить прямо к коже – и сделался неотличимым от других отдыхающих, которых здесь хватало. Точнее, сделался похожим на других. Только туфли свои он менять не стал – мокасины были легкими, мягкими, удобными и вполне гармонировали с его новой одеждой.

Как он ни старался, горький осадок, оставшийся на душе после общения с Низой, не исчезал. И смыть его не могли никакие спиртные напитки. Не думал он, что расставание получится вот таким – холодным. Наверное, стоило вообще забыть об этих подгорных фанатиках, слить воспоминания, как остатки горючего… Но пока не получалось.

«Больше я к ним не сунусь, – раз за разом твердил он себе, сидя в очередном кабаке. – Идите вы все вместе со своим Беллизоном…»

Но именно сейчас храм в Пятнистых горах был для Криса доступен так, как никогда ранее. Женщину в сером, которую вызвала Низа, он до этого не видел. Маони привела его к уникарам и сказала, что Габлер может выбирать любой и лететь куда угодно. И никаких вырубаний сознания и прочих жреческих штучек. Давай команду пайлоту[29]– и вперед. Обшивка уникара стала прозрачной изнутри только когда машина уже приближалась к Александрии, так что места, откуда он отправился в полет, Габлер не видел. Как объяснила маони, для того, чтобы вернуться в подгорный ангар, Крису нужно было всего лишь дать команду на возвращение в точку старта. Об остальном позаботится сама машина. Так что обратный путь был для него отнюдь не закрыт: шляйся где угодно и сколько угодно, а потом, если захочешь – лети в Пятнистые горы. Выбранная Ориобеллизом процедура (а такое решение, конечно, принимал сам главный жрец) говорила о том, что ему, Кристиану Габлеру, доверяют и предполагают, что он вернется. Но все равно Крис чувствовал себя уязвленным и не намерен был использовать эту возможность.