Эдвард, какчеловек чести, далей слово, чтониодна живая душа никогда неувидит тот набросок, который он сделал углем. ИОливия ему верила.

Новту мастерскую, которую он создал длясебя водной изкомнат Мизери Холл– какона знала, водной изсамых больших, расположенных нанижнем этаже,– онее ниразу непригласил. Аеще Оливия слышала, каккаждый раз, стоило ему закрыть дверь, стой стороны взамке проворачивался ключ. Покидая пределы мастерской, Эдвард ниразу неоставлял двери открытыми. Унее небыло нишанса узнать, чтоже происходило поту сторону. Неужели ему было что скрывать? Моглоли быть, чтоЛетиция Росси, неравнодушная кмистеру Шекли, могла заказать портрет еще более непотребный, чемтот угольный набросок?

Спустя четыре дня их пребывания вМизери Холл, вовремя совместного ужина вмалой столовой, Оливия рискнула поинтересоваться, какпроходила его работа. Эдвард окинул ее столь несвойственным ему недовольным взглядом, чтоовощной салат едва невстал унее поперек горла. Ещеникогда он несмотрел нанее так, словнобы она была его головной болью. Еезаботливый, ласковый, нежный Тедди вдруг стал чужим иотстраненым. Ипусть это наваждение длилось всего несколько мгновений, оноостро врезалось Оливии впамять.

–Тебя недолжно это волновать,– ответил он ей тогда,– всехорошо.

Ноэто волновало. Истало волновать только сильнее после взгляда, которым он окинул ее. Мудрая жена оставилабы произошедшее, незаострялабы наэтом свое внимание, но, кажется, Оливия оказалась нетакой уж мудрой, какмогла осебе думать. Лежавпостели, ворочаясь сбоку набок, онавсе никак немогла уснуть, предаваясь размышлениям окартине, надкоторой работал Эдвард, иоЛетиции Росси, оставшейся вЛондоне.

Красивой, веселой, интересной Летиции Росси, пахнущей апельсинами исобиравшей вокруг себя толпы поклонников, среди которых неожиданно оказался иееЭд.

Эта ночь стала первой вчереде ночей, когда Оливия звонила всвой серебряный колокольчик едвали некаждую четверть часа. Поводы были самые разнообразные– топодать ей стакан воды, тооткрыть окно, тозакрыть его, товзбить подушки… Ейхотелось помешать ему, непозволить остаться наедине скартиной. Искаждым разом, когда он был вынужден подниматься вхозяйскую спальню, Эдвард становился все мрачнее имрачнее. Оливии было стыдно, ноона немогла остановиться. Стоило только представить, вкаких позах икрасках возлюбленный супруг мог рисовать эту испанскую змею…

Когда терпение его лопнуло, онвыхватил колокольчик изее рук иотнес накаминную полку. Затихшая Оливия испуганно вжалась вподушки, натягивая одеяло выше исмотря намужа, взбешенным зверем мечущегося перед зажженным камином. Онбормотал что-то себе поднос, ноей никак неудавалось расслышать хотябы слово. Резко остановившись, Эдвард бросил нанее горящий дикой яростью взгляд, после чего метнулся кдвери.

–Возьмешь его завтра!– рявкнул, распахивая дверь икрепко сжимая владони круглую дверную ручку.– Изасниже ты, наконец!

Втоже самое мгновение, когда он захлопнул засобой дверь, Оливия разрыдалась вголос. Онаплакала дотех пор, пока неначался кровавый кашель, ноЭдвард так ине пришел.

Утром, вовремя завтрака, онизвинялся перед ней идаже вставал наколени, сжимая ее скованные перчатками пальцы ипытаясь заглянуть вглаза. Оливия, такине притронувшаяся кеде, отводила взгляд икусала дрожащие губы, убеждая себя низа что непрощать его. Но, какбыло ираньше, онапростила сразуже, кактолько Эдвард улыбнулся самой очаровательной своей улыбкой иназвал ее своей душой.

Она никогда неумела злиться нанего. Вто мгновение ей казалось, чтовсе снова стало хорошо.

Напрогулки вбольшинстве своем Оливия выходила одна. Спускаясь совторого этажа, онастаралась несмотреть наогромный портрет Катрины Торндайк, пристально наблюдавшей заней сполотна своим ядовитым взглядом. Оливия убеждала себя втом, чтовсе, чторассказал ей Эдвард впервый день их пребывания вМизери Холл, было лишь старой байкой. Нопоздней ночью, лежа вогромной постели, онакрепко жмурилась ицеплялась заподушку, стараясь непридавать значения низавываниям, которые, казалось, раздавались изсамых недр дома, нишелесту итреску, столь схожему созвуком когтей, скользящих покаменной кладке.

Это все ее богатое воображение, убеждала себя Оливия, реакция нановые лекарства, чтопрописал ей доктор против чахотки незадолго дотого, какони покинули Лондон. Ирассказ Эдварда оледи Торндайк, запертой встенах собственного дома заее кошмарные деяния, никак небыл связан сэтим. Ниодин человек несмогбы прожить вподобных условиях целых двадцать лет! Апризраки, какизвестно, неходят поэтой земле. Вних верят лишь слабоумные люди, чьивера иразум недостаточно сильны.

Может, чахотка иотнимала ее здоровье, новот рассудок отнять она немогла.

Нолишь все более очевидным становилось то, какЭдвард отдалялся отнее. Оннеприходил назавтрак, несопровождал напрогулках идаже ночами, когда ее колотило отлихорадки, неявлялся назвон серебряного колокольчика. Всечаще ичаще супруг непокидал свою мастерскую, иОливия представить немогла, чемон там занимался. Вте редкие разы, когда она могла увидеть его, вышедшего забелилами илиновой бутылкой виски– икак только смог убедить мистера Гибсона привозить вместе спродуктами алкоголь?– Эдвард все сильнее становился похож наживого мертвеца.

Бледный, осунувшийся исгорбленный, потерявший свое мужское очарование, онблуждал подому, шаркая ногами итяжело дыша. Взгляд его серых глаз, смотрящих перед собой сквозь падающие налицо сальные черные волосы, становился все более пустым израза враз. Оннеотвечал идаже необорачивался, стоило Оливии окликнуть его поимени. Эдвард скрывался задверью собственной мастерской раньше, чемсупруга успевала спуститься полестнице впопытке нагнатьего.

Втакие мгновения леди Торндайк словнобы смотрела нанее сиздевкой. Оливия видела, какее губы, нарисованные алой масляной краской, растягиваются вхищной улыбке, обнажая острые, словно лезвия пилы, зубы.

Эдвард, еемилый Эдвард, ееТедди! Чтоже сделало сним это гиблое место? Неужели грехи, сотворенные Катриной Торндайк прижизни, настолько осквернили эту землю, чтоГосподь отвернулся отних? Чеммогли они столь провиниться?

Предоставленная самой себе, Оливия чувствовала, какскаждым днем силы покидают ее все быстрее ибыстрее. Жизнь утекала изнее, словно вода сквозь пальцы, ивскоре неосталось сил даже нато, чтобы приготовить себе еду. Продукты гнили вбуфете– неужели Эдвард совсем ничего неел?– аона могла лишь заварить длясебя особый чай, купленный супругом ваптеке. Онсказал ей, словнобы отвар изэтих трав мог облегчить ее кашель, иона беспрекословно верила ему. Иэто несмотря наотвратительный горький привкус, которым обладало содержимое изящной жестяной банки. Отнее пахло металлом итравой, ноЭдвард утверждал, чтоэто из-за полыни, добавленной всоставчая.

Кашель становился все сильнее скаждым днем. Намомент описываемых событий мистер имиссис Шекли были вМизери Холл уже безмалого две недели. Наследующее утро мистер Гибсон должен был привезти новую партию продуктов, итогда Оливия была намерена сказать ему обовсем, чтопроисходит сее мужем. Водин изпервых дней Эдвард обмолвился, чтогниющий старик служил вособняке еще вте времена, когда им управляла сама леди Торндайк. Кто, какне он, должен был знать обовсем, чтоздесь творилось? И,коль ему было обэтом известно, почемуже он непредупредил их еще дотого, каксупруги покинули повозку?