«Лягушачьи» предостережения Матильды не оправдались. Эльминта-Преображение Господне-Мария родила отнюдь не головастиков, а двоих сыновей, отличавшихся лишь той особенностью, которую все дети Пеньеля наследовали от отца. И жизнь на Верхней Ферме начала понемногу входить в прежнюю, довоенную колею. Земля медленно, но верно оправлялась от истощения и ран, нанесенных оккупацией, множились стада, созревала пшеница, поднимались из руин дома, и Золотая Ночь-Волчья Пасть даже возобновил сеансы волшебного фонаря на чердаке.

Одна лишь Проклятая Невеста по-прежнему жила вне времени и ежедневно влачила за собою через всю округу свое безумие и свои юбки, чтобы взглянуть на пятичасовой поезд, несущийся сквозь поля к тому волшебному городу, где ее ожидала свадебная ночь. Время проходило для нее только с изношенными юбками: каждый год одна из них распадалась на грязные лоскутья.

К тому времени, как младшие Пеньели, Тадэ и Батист, подросли и начали ходить в школу Монлеруа, Виолетта-Онорина решила, что уже настал срок откликнуться на призыв, властно звучавший в ее душе с самого детства. Ни гнев отца, ни слезы Жана-Франсуа-Железного Штыря не отвратили ее от намерения уйти туда, где, она твердо знала, ее ждали. И в семнадцать лет она отправилась в Кармель, вместе с сестрой, которая предпочла монастырское заточение разлуке с нею. «Ты была моей маленькой королевой, моим счастьем, — со слезами причитал Жан-Франсуа, — что ж мне теперь без тебя делать? Кто меня пожалеет, кто утешит?» Виолетта-Онорина подарила старику пару прирученных ею горлиц, и он соорудил для них огромную клетку, занявшую чуть ли не половину его сарайчика.

Эльминта-Преображение Господне-Мария проснулась нынче утром в сильном смятении. Картина солнечного затмения, каждую пятницу открывавшего ее великий сон, странным образом исказилась. Черный диск вдруг покатился вниз, освободив светило, но не солнце показалось из-за него, а черно-лиловая роза, и торжественную песнь разбил пронзительный вой рогов и труб.

Этот неожиданный образ внушил ей страстную любовь к розам, и она принялась увлеченно выращивать эти цветы. Отгородив себе деревянным палисадом клочок земли за амбарами, она многие месяцы обрабатывала его, засеивая всеми, какие смогла раздобыть, сортами роз. В первое же цветение участок затопило целое море цветов; здесь были и ползучие розы, и розовые кусты с огромными цветками, и карликовые розы, и розы-великанши на высоченных стеблях. Потом она занялась прививками и скрещиванием видов, стараясь усовершенствовать форму, размеры и цвет бутонов и цветков. Самой красивой среди всех оказалась плакучая роза, выведенная путем прививки ползучей розы с гибкими стеблями к стволу куста шиповника. Однако ее заботила не столько форма, сколько цвет, вот почему оттенки всех ее роз сводились к одному-единственному — лиловато-черному, — хотя до идеала было еще далеко. Только в ее сновидении роза отличалась именно таким цветом.

Иногда в этот уголок сада наведывалась Проклятая Невеста. Присев на корточки, она бережно разглаживала остатки истлевших белых юбок и окидывала своим навечно застывшим первоянварским взглядом 1920 года темное благоуханное великолепие цветов. «Ты мне подаришь розы на мою свадьбу?» — всякий раз просила она Эльминту-Преображение Господне-Марию, которая вместо ответа вручала ей целую охапку роз. И Марго принималась разбирать букет, порой отрывая и кладя в рот несколько лепестков, которые потом долго жевала с мечтательным видом.

Все дети высыпали из дома, заслышав тарахтение мотора и протяжный гудок. Они увидели черный автомобиль, который на большой скорости поднимался к ферме, и оторвались от ворот лишь тогда, когда он, вздымая тучи пыли, въехал во двор. Габриэль и Микаэль подбежали к нему, зачарованные видом этого огромного приземистого чудища в черной лакированной броне, дышащего бензиновой вонью, и долго оглаживали бока машины, не обращая ни малейшего внимания на человека, который из нее вышел. Прибывший бросил на кишевшую вокруг детвору тусклый холодный взгляд. На нем был светлый костюм, соломенное канотье и бледно-серые замшевые перчатки, которые он нервно дергал, пытаясь стащить с рук. «Это здесь ферма Виктора-Фландрена Пеньеля?» — спросил он наконец, не обращаясь ни к кому в отдельности. «Да, здесь, вот он я», — ответил сам Виктор-Фландрен, выходя навстречу гостю. «Рад снова увидеть вас, — сказал тот, протягивая ему руку. — Я проезжал мимо и решил по пути завернуть к вам».

Эльминта-Преображение Господне-Мария, работавшая в своем садике за амбарами, мгновенно узнала этот голос и одним рывком вскочила на ноги среди розовых кустов, которые подстригала в эту минуту. Она поднялась так резко, что разодрала шипами запястье. Ей был знаком не только этот голос, она вспомнила даже слова — некоторые из слов. «Рад тебя видеть, — сказал он тогда, подходя к ней. — Ты не хочешь прогуляться?» И, не дожидаясь ответа, тихонько увлек ее за собой к вольеру с сипухами. Обогнув клетки, он усадил девушку на траву и объявил, гладя ей волосы: «Если ты будешь умницей, послушной девочкой, я покажу тебе ее комнату. Тебе ведь хочется увидеть комнату Адольфины?» Но она не в силах была ответить, выдавить из себя хоть один звук, с ужасом чувствуя, как пальцы мужчины погружаются в ее волосы, заползают в вырез платья и щекочут грудь. «Знаешь, — глухо произнес он, — а ты похожа на нее… У нее были такие же волосы, густые, темные и волнистые, с рыжеватым отливом, совсем, как у тебя… да-да, ты похожа на нее, я это давно заметил…» Сипухи за ее спиной испускали свои гортанные пронзительные крики.

И вдруг он бросился на нее, навалился всем телом, подмял под себя, жадно шаря под юбкой. Но все ее существо вмиг замкнулось, напрягшееся тело застыло, как камень, и он не смог ни раскрыть ей губы, ни проникнуть в нее. «Шлюха! Ты подлая маленькая шлюха!» — выкрикнул он прямо ей в лицо и, одним рывком поставив на ноги, стал бешено хлестать по лицу, пока не свалил обратно в траву. А совы с мрачным уханьем метались по вольеру, испуганно хлопая белыми крыльями. «Проклятая девка! — закричал он опять. — Ты на нее похожа, но ты — не она. Ты — не она, а мне не даешься! Ты — не она, но похожа на нее и мучаешь меня из-за такого пустяка. Мерзкая шлюха, ведьма!» Его нависшее над нею лицо стало белее совиного оперения, а безумные, полные слез глаза желтели ярче птичьих. Сон, привидевшийся ей следующей ночью, отнял у нее память обо всем, что было в прошлом, и с тех пор она устремляла на маркиза тот же пустой, безразличный взгляд, что и на всех остальных.

И вот теперь эта плотина забытья вдруг обрушилась, выпустив наружу воспоминания, давно, казалось бы, похороненные прошедшими годами, и она вновь почувствовала себя оскверненной — теперь уже в своей любви к мужу, к детям, даже к розам.

«Ну, что ваша служанка… как, бишь, ее зовут? — спрашивал тем временем Арчибальд Мервейе дю Кармен. — Вы ею довольны? Она ни разу не дала нам знать о себе». Золотая Ночь-Волчья Пасть коротко ответил: «Ее зовут мадам Пеньель, я женился на ней и очень счастлив». Маркиз удивленно вздрогнул. «Вот как? В самом деле? — прошептал он, искоса глядя на Виктора-Фландрена. — Вы и впрямь странный человек, господин Пеньель. О вас ходят всякие разговоры в округе — теперь я вынужден им верить. Жениться на такой девушке… на девушке, которая… которая…» Он никак не мог подобрать слова, чтобы закончить фразу, и внезапно, без всякого перехода, объявил сухим тоном, похожим на приказ: «Я хотел бы ее видеть. Вашу жену». Однако Эльминта-Преображение Господне-Мария была уже далеко от фермы, опрометью сбежав «школьной» тропой с холма в поле, она укрылась там, на пашне, в самой глубокой борозде.