– Молодой человек, вы звоните или спите? – могучая дама, чем-то напоминающая тумбу для расклейки афиш, смотрела на меня неприязненно. Откуда она взялась, надо же… не заметил…

– Сплю, – кротко улыбнулся я, освобождая телефонную будку.

Розово-золотистый весенний закат пламенел на полнеба, отражаясь в стёклах окон верхних этажей. Я уселся на скамейку, ввиду изрядного недокомплекта планок больше похожую на куриный насест, задумчиво глядя на её окошки. Нету дома никого… дома нету никого… не все у нас дома…

Я усмехнулся. Не будем вилять филеем, как говорит один мой коллега. Можно спорить о деталях, но в какой-то мере отец прав. В какой именно? Это важно.

Не все, ой, как не все у нас дома-то.

«Высокое безумие любви» – всплыло откуда-то из недр памяти. Шекспир? Не важно. Всё в этом мире не важно по сравнению с этим…

I love you…

Я поплотнее запахнул куртку. Завтра пятница и по совместительству Международный женский день 8 марта. Восьмое марта одна тысяча девятьсот восемьдесят пятого года от Рождества Христова, если использовать календарь, имеющий наибольшее распространение среди диких аборигенов-иннурийцев. Или одиннадцать тысяч триста пятый день от Начала Эры Всеобщего Единения, в просторечии – Эры… Точнее? Можно и точнее… где-то четвёртый послеполуночный церк… Здорово я всё-таки наловчился переводить в уме ихние даты. Это по общеиномейскому времени, по тамошнему типа «гринвичу», нулевому меридиану. А в тех местах, где стоит дом родителей Вейлы, сейчас вроде как должен свирепствовать послеполуденный ливень.

И нет никаких оснований думать, что девушка-иномейка, жутко соскучившаяся по родине, предпочтёт просидеть выпавший кратковременный мини-отпуск в промороженных бетонных джунглях суровой чужой планеты… Нет, я нисколько не обижен, честное слово. Пусть отдохнёт. И мне, право, пора заняться делами… Маме подарок куплен, сестрёнке куплен… духи «Шанель», пусть повизжит от восторга… Вот какого, спрашивается, рожна я тут сижу? Как пёс у пустой квартиры. Её нет. Она сейчас за миллионы километров. За многие миллионы. Короче – встал и пошёл, ну?

Помедлив секунд десять, я тяжело вздохнул. Нет, насчёт «не все дома» – это я погорячился. Льщу себе, право. Ибо дома-то «вовсе нет никто», как выражался один киношный персонаж… Милицию, что ли, вызвать? Может, хоть они прогонят со скамейки дурня-переростка… а то ведь и в самом деле проведёт всю ночь пред окнами любимой…

– Антон…

Ни малейшего удивления в голосе, что характерно. Стоит себе и улыбается, склонив голову набок. Ну в самом деле – чего удивительного, куда я денусь отсюда? Скорее памятник сбежит с пьедестала…

– Я скучаю по тебе, – абсолютно бесхитростно признался я, вставая со скамейки-насеста. Девушке, имеющей при себе телепатор, врать бесполезно.

Шаг. Ещё шаг. И ещё. Её глазищи наплывают, занимают всё поле зрения… и губы, горячие до невозможности…

– Мне всегда кажется, что у тебя высокая температура…

– Но ведь это правда…

– В смысле, что ты больная…

– И это правда, – они тихо засмеялась. – Неизлечимо больная… влюбиться в аборигена Иннуру, это же надо… А ты разве нет?

– Абсолютно и окончательно больной, – я вновь признал самоочевидное.

И опять мы молчим, слившись в долгом, тягучем поцелуе.

– Я думал, ты улизнула на свою прекрасную Иноме, – чуть отдышавшись, улыбнулся я. – Тройной выходной, самое то устроить себе побывку…

Она вновь тихо засмеялась.

– Так оно и было. Сразу после работы – в тинно…

– А чего ж тогда?..

– Всё очень просто, Антошка. Я тоже скучаю по тебе. Ну и вот… вернулась.

Её глаза вспыхнули, как звёзды.

– Пойдём, – она решительно взяла меня за руку и потащила в сторону от подъезда.

– Мы куда?..

– В тинно, разумеется.

– Хм… Поделилась бы идеей…

– Идея проста и бесхитростна. Ты познакомил меня с родными?

– Есть такое.

– Теперь мой черёд.

Я захлопал глазами, как заводная кукла.

– Ты ещё забыл открыть рот, для полноты картины, – засмеялась Вейла.

– Нет… погоди… ты серьёзно?!

– Серьёзней некуда.

Её глаза смотрят в упор.

– Как говорит мой папа: «От любой неприятности невозможно всё время убегать. Лучше пойти ей навстречу». И пусть видят. И пусть знают. Твоё слово, Антон.

Я широко ухмыльнулся. А в самом-то деле!

– Айда к твоему папе!

«Запорожец», смирно стоявший в углу двора, был весь заляпан грязными брызгами – свидетельство интенсивной эксплуатации.

– Лихо катаешься, как я погляжу. Только-только на права сдала…

– Ой, ну не ворчи!

Мотор завёлся с полпинка, негромко затарахтел. Машина двинулась с места плавно, словно это был не «ушастый», а какой-нибудь «Вольво».

– Здорово работает твой знакомый механик, – я потянулся к выключателю печки. – И водить ты классно научилась, надо признать.

– Чего? А, это… – она засмеялась. – Класснее некуда. Могу даже без рук вести. Ап!

Она отпустила руль, и я судорожно ухватился левой рукой за бесхозную баранку.

– Рехнулась?! Тормози! Тормози, говорю! – Я потянулся ногой к педали тормоза, норовя притоптать поверх её ступни.

– А могу и без ног, – в её глазах бесился смех. – Ап! Вот они, ножки-то! Эй, осторожней! Антошка, Антошка, не отдави мне ножки… как-то же так было в том детском стишке?

И только тут до меня дошло. Помедлив, я отпустил руль, но машина от этого отнюдь не стала неуправляемой. «Запорожец» резво нёсся по мокрому грязному асфальту, разбрызгивая тёмную жижу, нимало не чураясь луж и ямок, – живой автолюбитель, бережно относящийся к собственному железному коню, нипочём не стал бы переть вот так вот напролом.

– Опять робот…

– Он.

– А где?..

– Здесь сидит, – смешинки в её глазах были гуще, чем новогодний снег. – Смотри внимательней.

– Я ничего не вижу.

– Ну вот доедем – покажу.

Некоторое время мы ехали молча. Я зябко поёжился. Как ни крути, а первое свидание с де-факто почти уже тестем… и тёщей-инопланетянкой, ага…

Она слабо улыбнулась.

– Боязно?

– И это есть, – я чуть улыбнулся в ответ.

– Не трусь, Антошка. Я сама жутко боюсь.

«Запорожец», почти не сбавляя скорости, лихо завернул и нырнул в просвет кустарника, разросшегося возле дороги. Проехав ещё чуток, встал. Глупых вопросов насчёт того, почему надо ставить машину в кустах, когда возле самых кладбищенских ворот имеется асфальтированная площадка, я задавать не стал. Конспирация, она самая…