Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Долго гадать импозантному греку не пришлось, минут через десять-пятнадцать Клин Гейтц вернулся и, поправив всех цветов галстук сказал:
— Вице-президенту звонил. Она лесбиянка, ― дав понять, что об интересах их сообщества знают наверху. ― Уселся за стол, взял в руки салфетку и заправив под воротник рубашки, продолжил:
— А что же вы не выпили бокал виски?
— У нас русских пить без хозяина неприлично. Кушать можно. А так как я голоден, извините, не удержался.
— Не беда, сейчас мы исправим положение, ― и Петух номер два, взяв бутылку, принялся наполнять бокалы. Они выпили, и заказчик тут же сиплым голосом пролепетал: ― Устрицей, устрицей закусите!
— Нет, ― сказал Леонид: ― Я с детства не люблю манную кашу, в любом виде лук и этих как там… ― гадов скользких и липких. Извините меня. А то, что виски холодный, ― видно по запотевшему пузырю, ― правильно. Не зачем его разбавлять и льдом. Не та будет крепость, а значит не в кайф.
Леонид остановился у Хазарского и его женушки. Его к нему привез Клин Гейтц на «Шевроле» с личным водителем. По дороге он приставал к Маргулису, а может и не Маргулису, убеждая его, что лучше было бы разместиться в апартаментах редакции. «Давайте я вас сейчас же отвезу туда! Там, такие мальчики, такие мальчики. Не пожалеете. Еще будете меня благодарить».
Олег долго тряс импозантному греку руку. Михаил был проще, толкая локтем Маргулиса, а может и не Маргулиса говорил, что Палкин не один уже месяц ходит довольный, сменив свою фамилию ― чисто еврейскую на его знатную, доставшуюся от далеких предков ― благородных воинов хазар.
Дни командировки пролетели довольно быстро. Леонид с компанией в составе Михаила, Олега, а еще время от времени и Клина Гейтца поездили по «будущим местам сексуальных баталий». Рядом с ними постоянно крутились высококлассные операторы для того, чтобы все запечатлеть на видео. Это было необходимо для подготовки расширенного сценария и определения затрат на будущие работы. Многое у мастера языческих постановок было в наличие. Однако, исходя из специфики местного контингента: девушек и женщин лесбиянок нужно было что-то и прикупить, то есть изменить их гардероб, а возможно и самой труппы.
— Уж больно они страшны в своих несуразных одеяниях, да и в поступках между собой и вряд ли кого могут прельстить из моих водяных даже в полутьме. Я на них насмотрелся в ресторане. Теперь мне понятно, отчего на них не заглядываются мужчины. Они попросту никому не нужны. Я бы тоже ни одну из сидящих за столом дам не пригласил откушать со мной, потанцевать, а тем более лечь в постель и отдаться. Не дай Бог, не дай Бог, ― сказал с содроганием импозантный грек и тут же торопливо щепотью три раза перекрестился. Это были последние слова, перед отлетом его из США, семейке Хазарских: Михаилу и Олегу, сопровождавшей до аэропорта.
На родину продюсер, режиссер и директор труппы в одном лице Маргулис, а может и не Маргулис улетел в смятении чувств, однако с подписанным контрактом на большую сумму, предусматривающим солидный аванс на подготовительные работы. С Петухом номер два были оговорены даже самые мелкие детали. Для опробования ограничились небольшим количеством актеров, так называемых водяных, в пятьдесят человек. Для обеспечения этого театрального шоу было задействовано необходимое количество обслуживающего персонала: сценаристов, гримеров, балетмейстеров, звукооператоров, электриков, осветителей и других работников сцены.
Хазарский и бывший Палкин на время даже забросили свою основную работу, перепоручив ее своим сотрудникам. В Москве Михаил неоднократно слышал от главного редактора, чтобы не случилось, а газета должна выходить в срок. Ну, это было равносильно как после ночи наступает день. Она и выходила, правда, без их участия. С делами отменно справлялся секретарь Хазарского ― Джимми Билл. Он же тянул на себе и отдел «женушки» Хазарского ― Олега Палкина.
Клин Гейтц был весь в ожидании. Чувства переполняли его через край. До первого показа оставалось всего ничего: скоро самая короткая ночь ― ночь Ивана Купала ― языческий праздник славян.
— Ох, что будет, что будет! Город, его любимый город просто воспрянет! ― говорил он сам себе.
Дата мероприятия приближалась. Оформлялись все необходимые документы, включая визы, зафрахтованный Петухом номер два чартерный самолет, должен был, загрузив в Симферополе труппу и оборудование, доставить все в Америку. Одно событие могло плавно перерасти в другое, а может даже наложиться на него ― приближалась круглая дата двухсотлетие образования США.
Жизнь Хазарских била ключом и, если что смущало так это давление Клина Гейтца, он со своей Хилари, точнее Биллом напрашивался ним в гости. Этот Петух номер два уже не единожды тайком пощипывал Олега за толстую попу, а еще, оставаясь наедине шептал: «моя Хилари, моя Хилари».
Палкин боялся такого откровенного панибратства со стороны Главного редактора и было из-за чего беспокоиться. Хотя он и спал со своим законным мужем на одной большой кровати не только дома, но и вовремя поездки в свадебное путешествие в Крыму, однако они не были близки. Укладываясь, каждый из них натягивал на себя свое индивидуальное одеяло, а еще на американский манер они ложились в постель в домашней одежде. Здесь, в США зимы были намного теплее, но им по ночам из-за экономии электроэнергии на обогрев дома, тепла не хватало и уснуть было проблематично. Не то, что в Москве, где он, будучи мужем Натальи, был волен в своих фантазиях и порой довольно часто ложился совершенно голым. Того же толстячек требовал и от жены. Лишь, только появление ребенка и его взросление вынуждало мужика одевать трусы.
Муж ― Хазарский бывший деверь был человеком совершенно другим: он даже был готов негласно отдать Клин Гейтцу Палкина на растерзание, но очень переживал о том, что все раскроется:
— Да-а-а, не знаю как долго мы будем скрывать свой фиктивный брак? ― ни раз говорил он Олегу: ― Здесь не то, что в СССР, очень много свободы, очень, однако, боязно, не дай Бог нагрянет проверка ― все обнаружится и в один момент наступит конец нашей безбедной жизни.
Олег был не дурак и тоже это понимал и вторил ему, крутя перед Михаилом задницей. Было от чего: Хазарский часто бегал к Марии, и она в отличие от своей сестры Натальи не отталкивала бывшего мужа, а даже всячески поощряла. Это было видно по его довольной роже, что у кота, объевшегося сметаной.
Однажды в