– Мы расследуем два убийства, – напомнил полковник Гущин.

– По второму… несчастному Мирлану Омуралиеву… у нас нет дополнительной информации, но мы связывались с его семьей. К сожалению, его жена ничего не знает о поездке мужа в Москву, она написала у себя дома заявление о его пропаже без вести.

Гущин понял – Кашгаров говорит о «гонце» из Шалаево.

– Продиктуйте мне, пожалуйста, адрес «караван-сарая», – попросил он.

– Я сегодня туда собирался сам, – ответил Кашгаров. – Господин советник меня посылает выяснить – вдруг в пансионе располагают дополнительными сведениями об уважаемом инженере Шахрияре? Мы можем отправиться вместе. Пансион у метро «Теплый Стан».

– Хорошо, я за вами заеду в посольство, ждите меня через час, – объявил полковник Гущин.

Он вызвал служебную машину с водителем и отправился на Большую Ордынку. Адиль Кашгаров в модном кожаном бомбере и потертых джинсах вышел из посольского подъезда. Гущин отметил: парень-то – писаный красавец, прямо персонаж из манги. Еще по пути на Большую Ордынку он грустно размышлял: посольский переводчик успел в свои тридцать выучить четыре языка; дерзкий полковник Борщов повидал половину мира, овладел арабским и английским, – а как распорядился своей жизнью, молодостью он, Гущин? Его богатый профессиональный опыт касается лишь одной сферы – раскрытия убийств, криминала. А в остальном его знания отрывочны, хаотичны или вообще близки к нулю. И языков иностранных он не ведает. И не читал ничего прежде про Синьцзян, про гору Хан-Тенгри, Восточный Туркестан, орнитологов и зоологов – лишь ветхие записки из архива Велиантова. Когда неведомый, яркий, многоликий, противоречивый окружающий мир подступает к нему вплотную – например, в этом сложном и невероятном музейном деле, – он, Гущин, старая полицейская ищейка, комплексует, ощущая свою ограниченность и недостаток знаний.

– Я думал, вы своих подчиненных отправите в Теплый Стан, а вы лично со мной едете, – заметил Адиль Кашгаров, садясь в его машину. – Дело настолько серьезное? Наш земляк инженер Шахрияр и другой убитый попали в скверную историю?

– Мы разбираемся детально, – уклончиво ответил Гущин.

– Не забывайте о сыне инженера, узнике китайских застенков, – тихо произнес Кашгаров. – Уйгурский вопрос. Не сбрасывайте его со счетов. Мой вам совет.

– Приму к сведению, – пообещал Гущин.

А сам подумал: парня, хотя тот и не откровенничает, послал в пансион разведать обстановку посольский бонза с «рожей якудзы» – Абдулкасимов. Видали мы таких советников-атташе по культуре с квадратными плечами борцов сумо. Ясно, откуда он. Они с Борщовым – одного поля ягоды. Для советника уйгурский вопрос – сфера национальных интересов его страны и государственной безопасности. А переводчик, видно, у него на побегушках. Служит усердно.

Раздался звонок на мобильный Гущина.

– Я по поводу тюбетейки, Федор Матвеевич, – раздалось в трубке, звонил криминалист-эксперт.

– ДНК? Чья? Шахрияра? – бросил Гущин.

– Бензин, – разочарованно ответил эксперт. – Шапка мокрая была. Мы все ждали чуда – бензин улетучится и проведем исследование. Не вода же, горючее. Но не судьба. Не представляется возможным определить принадлежность ДНК, хотя на внутренней стороне тюбетейки явные следы пота.

Гущин не включал громкую связь, но в служебной машине они с Кашгаровым оба расположились на заднем сиденье. И переводчик слышал доклад.

– Адиль, помните, я вам показывал в посольстве фотографии тюбетейки? – сказал Гущин.

– Уйгурской допа? – Кашгаров повернулся к нему своим точеным профилем персонажа манги.

Гущин вновь отыскал в телефоне фотографии допа.

– Узор традиционный для уйгуров, я правильно понял? – продолжал допытываться он. – Узоры допа общие? Или они характерны для уйгуров из определенной местности? Из определенного рода, семьи? Вы не в курсе?

– Допа разные. Очень красивые. В Казахстане, на севере, – одни узоры; на юге, у нас в Киргизии, – другие; в Синьцзяне – третьи. Вы правы, порой узор допа индивидуален и веками передается в уйгурском роду по женской линии, умеют вышивать мастерицы свои неповторимые шапочки.

– На ваш взгляд, допа на снимке принадлежит уйгуру из какого региона?

Кашгаров внимательно рассмотрел фотографии.

– Скорее, из юго-западного, – ответил он.

– Инженер Шахрияр проживал и работал в этом… как его… городишке на Иссык-Куле, – Гущин щелкал пальцами и никак не мог вспомнить. Чертовы их азиатские топонимы! Троянец язвительно советовал ему заучивать их наизусть.

– В Караколе, – с улыбкой подсказал ему Кашгаров.

– Точно!

– Вы пытаетесь выяснить – могла ли допа принадлежать инженеру Шахрияру? – осведомился Кашгаров.

– Да, да! На ваш взгляд?

– Конечно. Он же уйгур.

«Караван-сарай» у метро «Теплый Стан» оказался семейным мини-отелем на первом этаже панельной многоэтажки. Рядом располагалась гостиница «Подушка» для свиданий на час. В «караван-сарае» работали исключительно выходцы из Средней Азии. Полковника Гущина и Кашгарова встретил сам хозяин-киргиз, предупрежденный посольскими. Он провел их в отдельную однокомнатную квартиру, снятую Нур Абдуллой Шахрияром сроком на неделю. Пояснил: связывался он с мини-отелем в чате, забронировал жилье без предоплаты сначала лишь на два часа. Сразу приехал из аэропорта и вселился, деньги отдал налом за неделю вперед.

– Видимо, звонил вам прямо из аэропорта по прилете, а не заранее бронировал. Давайте уточним по датам, – попросил Гущин.

Ба! Оказалось – данных-то нет.

– У нас компьютерная программа полетела, – кротко сообщила девушка с ресепшена, следовавшая за ними, словно тень. – Большое несчастье для нас. Мы пытаемся восстановить данные.

Гущин понял – ему лгут в глаза. В «караван-сарае» не ведут отчетность и скрывают от налоговой доходы. Но вникать он не собирался, он явился не ради взбучки нелегалам, а ради важной информации.

– Поступаем следующим образом, – объявил он. – Я забываю о вашей программе из компа и черном нале. А вы мне и коллеге из посольства рассказываете о постояльце.

– Нам нечего скрывать! – хором заверили их хозяин и девушка с ресепшена – то ли его родственница, то ли молодая жена из гарема.

– К Шахрияру в отель кто-нибудь приходил? – спросил полковник Гущин, оглядывая «однушку», где уже успели сделать генеральную уборку.

– Нет. Он вселился, долго спал. Затем ушел в город. Вернулся поздно. Опять спал. Днем ушел куда-то и явился снова поздно. И на следующий день вернулся поздно. А на четвертый день ушел и не пришел назад.

– Вещи его у вас остались? Где они? – уточнил Гущин.

Хозяин повел их назад к ресепшену, открыл встроенный шкаф и вытащил спортивную сумку.

Гущин сам расстегнул молнию: две пары белья, две черные футболки, спортивные брюки с лампасами, кроссовки, шерстяная водолазка, бритвенные принадлежности, два старых затрепанных путеводителя по Москве, в полиэтиленовом пакете протухшая конская колбаса.

– Здесь все вещи? – строго спросил Адиль Кашгаров хозяина.

– Мы ничего не брали. Все его, – хозяин «караван-сарая» затряс головой. – Никто у меня ничего не ворует и чужого не берет.

– Когда он уходил в город, у него имелся с собой портфель, сумка на плече или на поясе? Чехол для мобильного? – осведомился Кашгаров.

– Точно, была сумка через плечо! – вспомнила девушка с ресепшена, она зыркала темными глазами в сторону красавца-переводчика.

– Вы обнаружили его сумку? – Кашгаров обернулся к Гущину.

– Никакой сумки мы при нем не нашли. И мобильный его пропал, –