тобой сейчас… Катенька… Взрыв мой внутри… Огонь… Как же сладко… Всю тебя почувствовал без остатка… Катенька… Моя ты теперь…

– Я люблю тебя, Гек! У нас с тобой так… Пусть иначе, чем у других… Но как же хорошо мне с тобой… Гектор мой…

Целуя его, она плакала сама. Подобно ему – от счастья! Вместе со слезами и взрывом наслаждения выходила из Гектора Троянского – из его сердца, души, из его израненного покалеченного тела – ВОЙНА.

Любовь царствовала в их Трое, где Гектор остался в живых.

Где не размыкал он кольца своих рук, забирал ее всю целиком, становясь с ней единым целым.

Любовь победила судьбу и войну.

И никаких больше табу. Никаких запретов. Никакого стыда.

Изощренная чувственность…

Жар тел…

Честность… Доверие…

Безоглядная нежность их друг к другу…

Страсть…

Его серые глаза…

Швы, рубцы, раны, ожоги, шрамы – терпкий вкус его кожи… соль… сладость… счастье…

На пустом берегу их Трои не осталось чужих кораблей.

Из заморской дальней стороны прилетела синяя птица. Села на обломок мраморной колонны. И запела. Позвала их за собой к Небесной горе.

Глава 21

Гущин

Полковник Гущин с утра пораньше в главке имел беседу по телефону с токсикологом – протеже Гектора Борщова. Позвонивший спец, представившись по фамилии, произнес:

– Гектор Игоревич ко мне обратился: мол, вам, полковник, лично требуется помощь в проведении негласной экспертизы. Мне хотелось бы узнать детали. Но у самого Борщова телефон выключен, он мне не отвечает.

Гущин рассказал спецу подробности о Елене Красновой и о прекращении Петровкой проверки по факту ее гибели.

– Гектора нечто настораживает, – объявил ему сухо токсиколог. – Из нашего прошлого с ним опыта – он редко ошибается, когда дело касается отравлений. Я готов оказать вам полное содействие с дополнительной экспертизой.

Полковник Гущин осторожно поинтересовался – откуда сам спец? Где служит «царю и отечеству»? Токсиколог ответил:

– У нас частная лаборатория исследований, коммерческая организация высокой квалификации. Оплату мы позже уладим непосредственно с Борщовым, а вы не тревожьтесь.

Гущин поблагодарил его, попросил подождать:

– Сейчас договорюсь с бюро экспертиз.

Он позвонил ведущему криминалисту-эксперту столичного бюро, своему давнему знакомому. Уломал, уговорил, и тот обещал вопреки существующим инструкциям, только ради Гущина, поделиться в «кейсе Красновой» образцами с его независимым токсикологом и обеспечить тому доступ к трупу.

– Только нужно все сделать сегодня, – предупредил криминалист-эксперт. – Тело покойницы выдают родственникам. Уже похоронные агенты суетятся. Слетаются вороны на пир.

Гущин опять связался со спецом, и тот объявил:

– Поеду прямо сейчас туда. Возможно, завтра и результаты исследований по вашей Красновой подоспеют.

Вторично горячо поблагодарив токсиколога, Гущин испытал смешанные чувства. С одной стороны, отлично, дополнительная экспертиза не помешает. В ситуации, когда его коллеги с Петровки бездарно завершают проверку обстоятельств смерти Красновой, он, кроме негласных действий, ничего не в силах предпринять. Но! Он вновь оказывается обязан дерзкому Троянцу. Экспертиза подобного уровня – вещь дорогая, его ведь в бюро еще раньше предупреждали. Положим, полковник Гектор Борщов старается не ради Гущина, а ради избранницы своего сердца, врезавшись в нее по самые гланды… Но все равно – прослыть его тотальным должником? Ему, Гущину?!

И вместо признательности за помощь он вновь начал тайком в душе злиться и клокотать. В раздражении занялся составлением витиеватого запроса в МВД Казахстана насчет «приглашения на беседу бизнесмена Нурсултанова». Корпел, обдумывал формулировку вопросов: не стоит писать длинно, а то еще и читать не станут, отфутболят, но и лаконично не получится. Он помнил: казах запрашивал киргизское посольство в Москве не о жертве – Нур Абдулле Шахрияре, – он справлялся «остался ли кто-то из потомков уйгурского фотографа Юсуфа Шахрияра?». Тонкость! И немалая в бумажной бюрократии. А ведь фотограф упоминается в записках из музейного архива в качестве уроженца Верного – Алматы, где родился еще до революции. Отчего же бизнесмен Нурсултанов не интересовался его потомками у себя в Казахстане? Или он узнавал у себя на родине, а затем переключился и на Киргизию? Именно у соседей он нашел родственника фотографа. Все вышеперечисленное следовало отразить в запросе не прямо, в лоб, но четко и обстоятельно.

Писанина заняла много времени. Закончив сочинять, взмокший от усердия Гущин связался с куратором из министерства. И началась привычная постылая бюрократическая бодяга:

– Широко замахнулись, Федор Матвеевич, по линии сотрудничества СНГ займет все от двух до трех недель… месяц. – Куратор брюзжал, Гущин внимал. – Нурсултанова в чем-то конкретном подозреваете? Он потенциальный фигурант? – сыпал вопросами куратор и моментально огорчал: – МВД Казахстана может уклониться от запроса. Он же гражданин Казахстана, они не торопятся выдавать своих сограждан для уголовного преследования за рубежом.

Гущин заверил:

– Нет, бизнесмен мне необходим лишь в качестве добросовестного свидетеля по делу об убийстве гражданина Киргизии.

– Так отразите это в своем запросе, – потребовал куратор и добавил: – И переведите все на казахский язык. Если хотите вообще получить от них «добро». Ищите переводчика с казахского сами, раз вам приспичило обращаться в Астану.

Дав отбой, Гущин плюнул в сердцах. Где добыть переводчика с казахского? Теперь кланяться ему еще их посольству или землячеству? Сколько времени займут поиски, перевод? Дерзкий Троянец снова поднимет его на смех…

И вдруг он вспомнил про Адиля Кашгарова – переводчика, встречавшего их на Ордынке. К нему обратиться? Уроженцы из Средней Азии скорее найдут подходы друг к другу. Гущин отыскал номер Кашгарова в мобильном и позвонил. Адиль Кашгаров ответил, голос его сначала звучал удивленно, а когда Гущин представился и напомнил ему о визите в посольство – начал общаться деловито-официально:

– Посольство окажет любую помощь правоохранительным органам.

– Адиль, вы знаете казахский язык? – устало спросил Гущин.

– С детства, – ответил Кашгаров. – Как и русский. Я изучал еще китайский и английский.

– В МГИМО? – поинтересовался Гущин.

– Китайский у частного преподавателя, носителя языка – китайца. Английский на курсах на Мальте, студентом.

– Большая просьба к вам: помогите с переводом нашего запроса в МВД Казахстана насчет бизнесмена Нурсултанова, – взмолился Гущин почти робко.

– С радостью, – вежливо ответил молодой переводчик.

Гущин отправил ему файл.

– Сделаю поскорее и позвоню вам, – обещал Кашгаров, ознакомившись с текстом. – Кстати, посольство установило место проживания покойного Нур Абдуллы Шахрияра.

– Вы нашли, где он останавливался по прилете в Москву? – воскликнул Гущин взволнованно. – Как вам удалось?

– У вас говорят – ищущий да обрящет, – Кашгаров усмехнулся. – Мы звонили нашим согражданам, землякам. Расспрашивали. Язык до Багдада доведет, до гарема султана.

– Шахрияр жил в хостеле для мигрантов?

– В скромном отеле-пансионе – у нас называют «караван-сарай», – снова усмехнулся Кашгаров. – Владелец – наш земляк. Неужели ваша полиция ничего не смогла выяснить до сих пор?

– Нет у нас особых подвижек, – признался Гущин.

– Подобные дела для вас бытовуха, да еще связанная с мигрантами – понаехавшими. Вы заняты сейчас другими делами – более важными, наверное. Борьба сил света с силами тьмы, да? Где свет, где тьма? – в вежливом тоне переводчика, в его безупречной русской речи