заседаний. Надзиратель дернул за наручники, как за поводок, пытаясь подтащить повитуху через всю длину скамьи к себе. Она истошно закричала, выгнула спину, замотала головой и стала биться в конвульсиях ярости. Наручники впились ей в кисть. Она уже не была такой сильной, как когда-то, поэтому не могла противостоять надзирателю. Она чувствовала, что он все ближе и ближе подтаскивал ее к себе. Ее ботинки волочились по полу. В конце концов повитуха с глухим стуком ударилась о край скамьи, и надзиратель схватил ее за другую свободную руку. Омерзительно липкая пятерня гадзо впилась в ее кожу, его жаркие мерзкие пальцы обхватили ее запястье. Пойманная, как дикий зверь в капкан, повитуха вновь отчаянно завизжала.

Она скрючилась на скамье. Одна ее рука была скована наручниками и пыталась совершать какие-то движения, большей частью бессмысленные, другой рукой она предпринимала усилия неистово колотить по скамье. Потребовалось еще два надзирателя, чтобы поднять ее и протащить по залу судебных заседаний к выходу, а затем к ее тюремной камере. Все это время она выла, брыкалась и плевалась.

Однако в тюрьме тетушка Жужи надолго не задержалась.

Ее адвокат подал апелляцию, которая была удовлетворена. Через несколько дней после судебных слушаний тетушка Жужи внесла солидный залог – и была освобождена. Вскоре после этого она уже ехала на поезде обратно в Надьрев. Ее большая семья радостно встретила ее у порога дома. Новое судебное разбирательство в то время казалось достаточно далекой перспективой.

* * *

После своего возвращения в Надьрев тетушка Жужи провела первые несколько дней, занимаясь привычными делами. Она заглянула в корчму семейства Цер и в кружок кройки и шитья в доме Амбрушей. Однако у нее было мало поводов ликующе праздновать свое освобождение. Она вернулась домой, в темную пещеру бедности Пении[25], и ее настроение было таким же мрачным, как и та пучина страха, в которой она сейчас обитала. Она истратила ошеломляющую сумму на судебные издержки. Деньги, которые она смогла наскрести для внесения залога за свое освобождение, были последними из ее сбережений, которые включали также накопления для обеспечения будущего детей и сбережения Лидии. Повитуха выкопала все банки с наличными, которые зарыла у себя во дворе, и распорола все швы наволочек и подолов платьев, в которых у нее были спрятаны монеты. Опустела даже шкатулка для хранения мелочи. Повитуха осталась без кроны в кармане.

И все же, как бы ужасно ни сложились ее финансовые проблемы, гораздо больше всего тетушку Жужи огорчали условия ее освобождения. Обвинительный приговор лишил ее возможности занимать какую-либо должность. Было отменено ее пожизненное назначение официальной повитухой Надьрева. Такой поворот событий чрезвычайно беспокоил ее.

Больше всего она тревожилась по поводу предстоящей утраты своего дома. В ноябре на ее место должны были назначить другую повитуху, которой предстояло занять ее дом, выделяемый сельским советом. До этого времени сельсовет разрешил тетушке Жужи оставаться в нем.

Она также была потрясена другим решением, принятым сельским советом, на этот раз в отношении доктора Цегеди-младшего. Было решено, что тот в течение всего этого времени будет выполнять обязанности по принятию родов, хотя было не совсем понятно, как он сможет справляться с этой задачей, если из-за плохой погоды и множества других возложенных на него обязанностей он не имел возможности проводить в Надьреве достаточно времени.

Стресс, в котором теперь постоянно находилась тетушка Жужи, неизбежно проявлялся в ее поведении, и она порой совершала поступки, которые жители Надьрева за ней раньше не замечали. Она выходила из дома с самым веселым выражением, какое только была способна изобразить у себя на лице, но самые незначительные внешние причины – слишком громкий лай уличных собак, слишком сильный порыв ветер, растрепавший ее волосы, слишком кислое вино, слишком большой беспорядок на кухонном столе – могли внезапно вывести ее из себя. Она в таком случае останавливалась посреди улицы и раздраженно сплевывала, или ругалась вслух, или топала ногами. Если позволяла обстановка, она сжимала руки в кулаки и грозила ими невидимому недругу. Эти эмоциональные вспышки, однако, обычно были кратковременными. Через секунду-другую тетушка Жужи уже приходила в себя, внешне успокаивалась, вновь принимала довольный и веселый вид и продолжала вразвалку двигаться дальше.

Но ни одна из публичных эмоциональных вспышек тетушки Жужи не могла передать того накала внутренней борьбы, которая происходила у нее в душе. Она вся извелась от переживаний. Каждая жительница Надьрева с опытом врачевания являлась потенциальным кандидатом на официальную должность повитухи, и каждая из них, таким образом, представляла собой угрозу для ее драгоценного дома. Страхи, которые преследовали тетушку Жужи бо́льшую часть ее жизни, теперь превратились в злобных волков, кровожадно обнюхивавших двери ее жилища. Предстоящая потеря казалась ей непомерной. Она с болью в сердце наблюдала, как бесследно исчезает тот авторитет среди окружающих, то влияние в Надьреве, то уважение среди деревенских, которых она с таким трудом добилась и которые придавали смысл ее жизни. Против нее действовали могущественные внешние силы, и тетушка Жужи знала, что единственный человек, который мог бы помочь ей и спасти ее, – это ее дочь Мара.

В цыганской традиции знания знахарки передавались из поколения в поколение от матери дочке, от бабушки внучке. Тетушка Жужи делилась всем, что знала о травах, со своей дочерью, и она уже давно вовлекла Мару в тайный семейный бизнес. Она полагалась на Мару так же, как полагалась бы на свою сестру-близнеца. Однако секреты повивального искусства тетушка Жужи приберегала для своей внучки, которой сейчас было всего одиннадцать лет. Вот уже некоторое время тетушка Жужи постоянно брала девочку с собой в лес, чтобы делиться с ней своими знаниями о растениях. Внучка помогала ей собирать травы точно так же, как тетушка Жужи в детстве помогала своей бабушке. Тетушка Жужи хотела начать обучать свою внучку, дочь Мары, как принимать роды, когда та подрастет. Она рассчитывала, что, уйдя на отдых, она сможет передать той эти обязанности. Однако, как выяснилось, этим планам не суждено было сбыться. Тетушке Жужи пришлось теперь возлагать свои надежды на Мару, которая была совершенно неопытна в этом деле и психологически не готова к такому повороту событий.

* * *

Доктор Цегеди-младший был доволен приговором, который вынесли повитухе. Он испытывал чувство, граничащее с восторгом, с того момента, как вышел из зала судебных заседаний. Вынесенный вердикт дал ему ощущение значимости его миссии. Успех всех его усилий, от детективной работы в документах сельского совета до дачи показаний перед судебной коллегией, придали ему еще больше уверенности в необходимости искоренить