Значит, нужно сформулировать вопрос иначе:

– Где тут можно остаться наедине с блудницей? То есть с девушкой?

Кавказец и блондинка переглянулись, после чего медсестра робко прошептала:

– В морге.

– Где?! – Заур определенно ослышался.

* * *

Светиться перед камерами аэропорта было глупо. Страшно глупо.

И сродни смертному приговору.

Есть специальные программы, распознающие рожи преступников на потоковом видео в реальном времени. Для их работы нужны такие вычислительные мощности, что куда там Пентагону и НАСА со своими ракетами, вместе взятым. Но разве Интерпол не раскошелится на пару евро, чтобы поймать меня или кого попроще, вроде бородача Усамы? Стоит мне в объектив передать привет всем тусовщикам Вавилона, как сюда примчатся сотни «Вепрей» и броневиков с палачами на борту, прилетят вертолеты, и боевые шаттлы нацелят на меня из космоса смертоносные лучи.

Примерно так я высказал свои соображения Патрику.

– У тебя мания величия, – отрезал сын, скрывшись в примерочной.

Спрятавшись в соседней кабинке, я с ним не согласился.

– Программу шаттлов закрыли давным-давно, – продолжил гнуть свою линию Патрик. – «Бураны» тоже не летают.

Из скромного площадью, но весьма неумеренного в плане цен магазина мы вышли в новой одежде и обуви. Терпеть не могу джинсы и рубашки с длинными рукавами, но Патрик настоял, сказал, что не стоит светить мои шрамы и татуировки. И все же этот прикид лучше прежнего. Да и разгуливать по зданию аэропорта в мокрых брюках клеш – моветон.

Пару раз к нам подкатывали мужчины в серых пиджаках и с зализанными назад волосами, но почему-то в последний момент теряли к нам интерес и проходили мимо. Мне это показалось подозрительным, а вот Патрику – нет. Заодно его не смутило то, что нас пустили на борт самолета, не потребовав на проверку паспортов, которых у нас попросту не было.

– Я бы удивился, случись иначе, – попытался успокоить меня сын.

Не получилось:

– Дружище, как это у тебя получается?

Он пожал широкими плечами и постучал пальцам по светловолосой своей тыковке, намекая, что сила его не в теле, а в мозжечке с гипофизом.

– Точечный ментальный удар, – пояснил Патрик. – Временное блокирование отдельных участков мозга отдельных людей.

Уже в самолете, когда мы оторвались от земли, он рассказал, что заставил себя забыть об этом умении, как и о прочих. Он вычеркнул из памяти свою прошлую жизнь – вроде как удалил с жесткого диска, а диск потом отформатировал, а потом кинул в огонь, а что осталось, залил концентрированной кислотой. Как-то примерно так, сказал он, я обошелся с прежней сущностью. Но путник, назвавшийся в этом мире Асахарой, тот самый, из Парадиза, разбудил в моем мальчике чудовище из прошлого.

– Так уж и чудовище, а, дружище? – Я ткнул сына кулаком в плечо.

Он улыбнулся в ответ и загадочно промолчал.

За билеты, кстати, нам пришлось выложить по восемьсот баксов с носа. Нос у меня, наверное, как у Буратино, на него отдельная плата полагается, раз местечко у иллюминатора столько стоит.

Я спросил у Патрика: «А что, дешевле не было?» Оказалось, мой сын специально выбрал самолет, в котором установлены кресла NFW[24]. Да уж, такому старику, как я, не понять, на кой в километрах от поверхности планеты нужен полноразмерный монитор перед лицом и почему я должен упираться затылком в колонки со стереоэффектом и шумоподавлением?

Уже в салоне аэробуса Патрик познакомился с двумя индусами примерно его лет и весь перелет, пока я заигрывал со стюардессами, – не то чтобы успешно, но и без грубости в ответ – сражался по локальной сетке в какой-то шутер. На мониторе то и дело мелькали безобразные твари и далекий силуэт Чернобыльской АЭС, прежний, уже неактуальный его вариант, до того как на четвертый энергоблок приладили новый саркофаг.

Не нравилось мне в самолете. Ну вот не нравилось, и все!

За полцены я с радостью отказался бы от перьевой подушки, шерстяного одеяла с берушами, носками и маской для глаз. Вот на кой Максимке Краевому освежающие салфетки для лица? Я что, макияж ими стирать должен? Это, типа, намек, что раз я помадой не пользуюсь, то мне вообще на борту аэробуса делать нечего?! И не надо скамеечки для ног, подлокотника и телефона! Заберите свою опцию «массаж» – из-за вибрации сидушки у меня все кости разболелись, суставы распухли! Дайте мне обычный табурет, деревянный, и я…

Да лучше бы я, честное слово, летел впроголодь!

А то ведь позарился на предложенный сухпай, – оплачено ведь, не пропадать же добру. Так потом раз пять занимался спринтерским бегом с разрывом в финале ленточки сортирного пипифакса. То-то мне креветки показались слишком большими, не бывает таких креветок, не предназначены они для наших желудков!.. Кстати, насчет сортира. Это такой ужас, что пером не описать. То есть только пером там и можно что-то делать, а нормальному человеку развернуться негде, чтобы воспользоваться удобствами, которые честнее назвать наоборот – неудобствами.

– Батя, хватит уже! Слушать противно. Брюзжишь, как старик какой-то, – нахмурившись, пробормотал Патрик. Похоже, индусы достали-таки его в локации с подозрительно знакомым названием «Свалка».

Вот тут-то я впервые и задумался о том, что годы потихоньку берут свое. Не молодеет Максимка Краевой, нет, не молодеет… И потому, чтобы не бурчать больше, но вовсю наслаждаться каждым мигом жизни, я заказал порцию виски со льдом.

– Ты ж не пьешь. – Патрик так удивился, что на пару секунд отлип от монитора.

Я не стал ему объяснять, что привык поддерживать реноме эдакого гуляки-мачо, которой за полглотка увидит дно бутылки любого литража, одной левой отправит в нокаут дивизию, а потом ночью ублажит полтора гарема и целый женский монастырь.

Не могу сказать, что десять с половиной часов для меня пролетели незаметно.

Но все когда-нибудь подходит к концу. Перелет тоже.

И вот мы возле одного из восьми терминалов аэропорта имени Джона Кеннеди, юго-восток Квинса, граница с Бруклином. До района, куда нам надо, всего девятнадцать километров, пешком можно дойти.

Но, к сожалению, не все так просто.

Нет тише и спокойнее в больнице места, чем то, к двери которого прикручена табличка с надписью: «ПРИЕМ ТЕЛ».

Это морг.

Стены здесь выложены белой плиткой. Зачем нужны радиаторы отопления? Старые, советские еще, краска на них много раз облупливалась, их заново красили, поэтому чугунные «гармошки» кажутся щербатыми, неровными. Должны быть радиаторы, вот они и есть.

Стол. На столе толстая клеенка, рисунок – крупные квадраты, грязно-белые и коричневые. Поверх квадратов банки с образцами для экспертизы, пара резиновых перчаток и надкушенный бутерброд с копченой колбасой. Предположительно «Московской». Ахмед – он тут хозяйничает вместе с напарником – очень уважает именно «Московскую».