Разделочные столы из нержавейки с рукомойниками и кранами на два вентиля. На столах штопаные трупы с номерными бирками у кого на больших пальцах ног, у кого на запястьях – в зависимости от привычек спеца, их вскрывавшего и оформлявшего. В поддонах рядом со столами инструменты: молотки, пилы, скальпели, ножницы, долото…

Шкафчики в раздевалке и душевая.

На полу тоже плитка. Каталка на четырех поворотных колесах.

Деревянная дверь. То есть это снаружи она деревянная, вроде как хлипкая и невзрачная, а на самом деле под кое-как покрытой лаком древесиной прячется толстая броня. На двери табличка, – в больницах никак без табличек – прикрепленная неизменными шурупами. «ХОЛОДИЛЬНАЯ КАМЕРА № 1» написано на ней. А чуть ниже прикноплен лист бумаги, на котором от руки выведено: «Не работает! Посторонним вход запрещен!». Да посторонние и не смогут войти, разве только жахнут из гранатомета в замок. Замок, кстати, весьма примечательный – цифровой кодовый mult-t-lock. Чтобы открыть его, нужно не только знать код, но еще иметь специальный ключ – кусок белого пластика с магнитной полосой.

Вот за тайную дверь Лев Аркадьевич Глоссер и собирается сопроводить Татьяну, чтобы поговорить о многом, оставшись с ней наедине. Случилось чудо. Все вернулось на круги своя. Справедливость восторжествовала.

– Танечка, – шепчет Лева Глоссер в ухо своей первой и единственной любви, – вот мы и вместе. Тогда, давно, ты совершила ошибку. Ты сделала мне больно, очень больно. Но так бывает, я все понимаю. И я прощаю тебя.

Она что-то говорит в ответ, спорит с ним, как раньше. Она ничуть не изменилась за много лет. И Лёва тоже. Он, как и прежде, молод и силен. Время над ними не властно.

Войдя в особую операционную, Лёва заблокировал ригель замка. Теперь, даже зная код и имея ключ, а у Ахмеда он есть, снаружи дверь не открыть.

Здесь у него хранится то, что не занесено в «Реестр органов и анатомических материалов для трансплантации». Вот на этой полке стеллажей – спецконтейнеры с сердцами, подключенными к системе искусственного кровообращения так, что они продолжают сокращаться во время транспортировки. А чтобы увеличить срок хранения, Лев Аркадьевич накачал их консервирующим раствором, состав которого он нашел сам, проведя множество экспериментов. Лев Аркадьевич – гений. Скромный гений, о работах которого не упоминается ни в одном медицинском журнале. Ему не нужна слава, чтобы спасать одни жизни, отнимая другие.

Чуть ниже – упакованные в контейнеры и готовые к отправке почки, печени, поджелудочные железы и даже глаза. Какие хотите глаза – карие, серые, голубые и зеленые. Особым спросом пользуются почему-то голубые. Выше – конечности, спинной мозг, кровь и прочее совсем уж дешевенькое, вроде лоскутов кожи. Лев Аркадьевич ратует за безотходное производство. Донора надо использовать по максимуму, раз уж ему посчастливилось попасть на прием к гению, раз уж готов он безвозмездно поделиться здоровьем с кем-то в Штатах или во Франции. Лев Аркадьевич всего лишь посредник между одним телом и другим. А посредники, уж извините, не работают бесплатно.

– Здравствуйте, доктор. Святые моторы, как я рад вас видеть! – звучит глухо, будто говорившему что-то мешает полноценно раскрыть рот.

Засмотревшись на свое хранилище, Глоссер вздрагивает от неожиданности. Похоже, недавно в мясницкую привезли очередную тушу, Ахмед принял, отправился доложить, потому-то наверху и оказался.

– Я уж думал, вы не придете. – На столе, одном из двух в помещении, лежит краснорожий представитель сексменьшинств. Только толстому стареющему гею придет в голову смазывать тональным кремом и пудрить свернутый набок нос. Пятнистая шуба, искусственный мех «под леопарда», вся забрызганная кровью, валяется рядом со столом – Ахмед не успел убрать, зато он подсоединил тушу, буквально нашпигованную пулями, к аппарату искусственной вентиляции легких, поставил пяток капельниц и накачал стимуляторами до такой степени, что туша ожила и вздумала говорить. – Думал идти вас искать… Мне бы кнопку для вызова медсестры. Я в кино такое видел. Вдруг мне плохо станет? И скучно одному тут. Привет, сестренка. Тебя как зовут? Теперь вместе лечиться будем!

Туша, подготовленная к разделке на органы, даже не подозревает о грядущей участи, хотя Ахмед уже зафиксировал ее ремнями так, что только рот можно разевать и открывать глаза.

Это хорошо. Власть над людьми неизменно возбуждает Леву Глоссера.

Напудренный придурок даже не подозревает, что он – всего лишь биологический контейнер для хранения органов, под стать тем, что на стеллажах. Он – разновидность упаковки.

Старательно изобразив улыбку, Глоссер вежливо кивает толстяку, хотя, конечно, здороваться с куском мяса – сродни извращению.

Он кладет Татьяну на стол.

– Лев Аркадьевич, отпустите меня, пожалуйста, – говорит она.

И с его глаз точно падает пелена.

Сердце его пронзает замороженной в жидком азоте спицей.

Он притащил сюда на себе обожженную девчонку, неспособную и шагу ступить самостоятельно. Теперь-то он видит, что перед ним вовсе не та милая Танечка, в которую он был безумно влюблен. Его Татьяна трагически погибла давным-давно. А нынче Лев Аркадьевич вытащил из операционной ее дочь, рыжеволосую дрянь, которая вместе со своим братом виновата во всем!.. Если б их не было, все случилось бы иначе, он смог бы уговорить Татьяну! Он был бы счастлив с ней…

Тяжело дыша, Лев Аркадьевич смотрит на девушку. Как же так?! Да, дочь поразительно похожа на мать, но рубцовая ткань, покрывающая все ее тело, исключая голову, никуда не делась, не превратилась в мягкую нежную кожу, к которой хочется прикасаться вновь и вновь. Отличие несомненно! Как он мог вообще подумать, что она, эта дрянь, дешевка, – его Татьяна?!

Глоссер приходит в ярость. Он рычит. Глаза заволакивает то красным, то белым, голова гудит как колокол в праздник. Он слышит стук своего сердца, дышать становится трудно, он хрипит.

– Доктор, ради святых моторов, что с вами?!

Глоссер переводит взгляд на говорящую толстую тушу – и та замолкает.

Девчонка намеренно обманула Льва Аркадьевича. Она солгала, заставив сохранить себе жизнь! Если бы он верил в чушь вроде мистики, то решил бы, что она – ведьма, околдовала его, чары напустила или просто загипнотизировала.

Что ж, ей самое место на разделочном столе. Много с девчонки не возьмешь, но у нее красивые глаза, так что с паршивой овцы хоть шерсти клок.

Зафиксировав ее ремнями, Лев Аркадьевич начинает говорить.

Сначала – о том, что будет с девушкой Татьяной. Благо, контейнеры – наглядные пособия – стоят рядом, а наличествующий инструмент не позволяет сомневаться в правдивости его слов.

Но главный сюрприз Глоссер оставляет, конечно, на потом.

* * *

В Большое Яблоко, основательно надкушенное корпорациями и террористами, мы прилетели чуть ли не одновременно с тремя подбородками гаранта, для перевозки которых понадобился отдельный самолет. Наши люди в Нью-Йорк экономклассом не летают, так уж заведено.