– Lepht была сумасшедшей, – рассказал Тим, – но также она была чертовски крутой. Я действительно восхищался ею.

– Она была хардкорным хакером, – согласился Марло.

– До мозга костей, – ответил Тим. – Когда я увидел дерьмо, которым она занималась – блин, чувак, будто революция началась без меня.

На интернет-форуме Biohack.me Тим познакомился с Шоном Сарвером, инженером из Питтсбурга, и вместе они приступили к разработке и созданию собственных киборг-технологий. Шон также был бывшим военным; он поступил на службу в ВВС после 11 сентября и в период с 2003 по 2005 год, будучи авиационным техником по извлечению материалов из сбитых самолетов, трижды проходил службу в Ираке. Посмотрев на этого парня, вы бы вряд ли приняли его за бывшего военнослужащего: в день, когда я встретил Шона в подвале Тима, он был одет в твидовый пиджак с бархатными заплатками на локтях, его экстравагантные белокурые усы были закручены в роскошную спиральку, и он очень уж смахивал на стильного злодея из детской книжки в викторианском стиле. В свободное от создания киборгов время, Шон работал парикмахером в Питтсбурге (на протяжении нескольких лет он пробовал себя в, как он говорил, «древних» профессиях и уже успел поработать в совершенно разных областях, таких как военное дело, пожаротушение, электротехника и парикмахерское искусство).

Тим и Шон рассказывали о том, что базовая подготовка в армии – это насильственное уничтожение личности, и о том, что в борьбе за самого себя, которую требовало общество анонимных алкоголиков, также разрушается личность. Я предположил, что такой подход близок понятию «что значит быть человеком», по мнению Тима, приверженца мысли о радикальной перекройке самого себя в буквальном смысле слова. Он понял, что я имею в виду, но, несмотря на свое заявление о людях как о предсказуемых и детерминированных механизмах, казалось, весьма неохотно принимал такую детерминированную интерпретацию своей собственной жизни.

Это было в пятницу вечером. Группа только что завершила свое еженедельное совещание, к которому подключались члены команды со всей страны и из-за границы и на котором рассказывали, над чем они работают. Некоторые из нас стояли на заднем крыльце Тима, наслаждаясь видом на заброшенный мотель и попивая из бутылки какое-то ужасное ягодное пиво.

Разговор перешел на парня по имени Бен Энгель, молодого биохакера из Юты, с которым все познакомились недавно на фестивале биохакинга в Бейкерсфилде, штат Калифорния. Он создал гаджет, оснащенный технологией Bluetooth и способный проводить звуковые волны напрямую к внутреннему уху через кости черепа. Устройство будет включаться с помощью магнита, имплантированного в палец, и теоретически оно будет преобразовывать данные, загруженные из Интернета, в сжатые звуковые волны, которые Бен смог бы научиться интерпретировать с помощью метода, называемого «сенсорным замещением». Он рассказал о своем плане ребятам из Grindhouse, и они решили отговорить его от этой затеи, потому что боялись, что он просто погибнет.

– Он сфранкенштейнит эту штуку из кучи всякого дерьма, – пояснил Джастин Ворст, инженер Grindhouse, которому тот показал устройство. – Возьмет зарядку от электрической зубной щетки, пару деталей мобильного телефона. Вещь офигенная.

Прямо сейчас они пытались убедить его отказаться от устройства проводимости сквозь череп и вместо этого использовать технологию Grindhouse.

– Мы просто жутко волнуемся, что имплантат просочится в мозг. Ничего хорошего для движения биохакеров самоубийство не принесет, – пояснил Тим и затем спустился в сумрак подвала. Один из его псов, терьер Джонни, вышел на крыльцо и начал дружелюбно тереться о мои голени. Я заметил, что у пса было только три ноги.

– Что случилось с ногой Джонни? – поинтересовался я.

– Он попал под машину, – ответила Оливия Уэбб, руководитель службы проверки безопасности. Это была последняя ночь Оливии в компании: после нескольких лет в Питтсбурге она собиралась уехать на новую работу в Сиэтл.

– А потом он съел ногу, – продолжил Джастин. – Тим и Даниэль проснулись однажды утром, а он грыз ее всю ночь, пришлось ампутировать.

Задумчиво похрустывая картофельными чипсами, Райан произнес, что, как только мы начнем успешно воссоединяться с механизмами, мы также могли бы помочь и нашим домашним питомцам.

– Было бы это этично? – спросил он. – Или нам следует просто позволить им прожить свою жалкую биологическую жизнь и умереть?

– В любом случае мы уже делаем кое-что без их согласия, – ответила Оливия. – Ни одна собака никогда не будет просить: «Пожалуйста, кастрируйте меня», – но мы в любом случае делаем это, для их же блага. Я имею в виду, Джонни справляется с тремя ногами, но что, если бы у него была бионическая четвертая нога?

Джонни, активно поглощавший кусочки падающих из пакета чипсов, быстро скрылся на кухне, словно выразив свое отрицательное отношение к подобного рода предложению.

Чем больше времени я проводил с ребятами из Grindhouse, тем лучше понимал, что усовершенствование человеческого тела не было их главной целью. Им не было интересно, станет ли ваша жизнь более удобной, если вы решите поставить субдермальный имплантат, который загорается или вибрирует, когда его носитель стоит лицом к северу. При этом они, конечно, были недовольны ограничениями тела и хотели преодолеть их с помощью технологий. Например, Тим рассказал, что магниты, которые он имплантировал в кончики пальцев, позволили ему ощутить магнитные поля и значительно повлияли на его представление о мире.

– То, что я почувствовал, – сказал он, – было ужасно. Они здесь повсюду, а мы ничего не видим. Мы чертовски слепы.

– Точно, – согласился Марло. – Мы даже не видим рентгеновского излучения. Такой отстой!

Но область их исследований нельзя было описать только как расширение человеческих возможностей. Они интересовались окончательным освобождением, которое мне представлялось не чем иным, как самоуничтожением.

Я сидел в подвале с Тимом, Марло и Джастином, пока они работали над новым имплантатом Northstar. Песня Protect Ya Neck группы Wu-Tang Clan раздавалась из настольных динамиков, а Тим решительно кивал в такт битам, набирая какой-то код на ноутбуке. Я примостился на сиденье, похожем на скамью для тренировок, и обратился не к кому-то конкретному, а к комнате в целом: «Так в чем суть? Чего вы, ребята, хотите добиться?»

Марло повернулся ко мне, ласково сжимая в руке паяльник, и сказал, что сам он хотел бы вместить в себя всю Вселенную. Он хотел бы стать существом такой невообразимо огромной силы и знания, чтобы вне его буквально ничего не осталось – чтобы все существование, пространство и время было бы сопряжено с бытием, ранее известным как Марло Уэббер.

Я настоятельно посоветовал ему сохранить в тайне эту цель в заявлении на американскую рабочую визу; он засмеялся так, будто раньше и не думал об этой мысли как о чем-то смешном. Не исключено, что он подколол меня. Как я уже рассказывал, у него всегда был такой вид, как будто он размышлял над какой-то шуткой. Я нашел привлекательную нелепость в том, насколько стремление ассимилировать внутри себя целую Вселенную противоречило неторопливой четкости тягучего австралийского акцента, его приветливому, хотя и отстраненному звучанию. Но мне показалось, что он был со мной неискренен.