скоростью. След уходил от удара за ударом и понимал, что сам себя загоняет в угол. Но сдержать вражеский меч ножом казалось ему невозможным. На пути отступления оказался какой-то стол, Дёмке пришлось чуть ли не лечь на него спиной, чтобы уйти от нового удара. Бахай, видимо, решил, что пора добивать, и поднял клинок высоко над головой (здесь были невероятно высокие потолки). Болончанец крутанулся влево — меч врага впился в стол всей своей немалой массой… и застрял!

След быстро разогнулся, толкнул богдойца всем телом, и тот выпустил рукоять из рук. Обозленный охотник с силой пнул противника, а потом треснул рукоятью ножа в висок. Бахай сознание, конечно, не потерял, но потерянно осел на пол. Дёмка сунул нож за спину, деловито распутал длинный пояс на пузе богдойца.

— Руки! — рыкнул он и быстро стянул поясом кисти Бахая.

«Там же Олеша один!» — все отброшенные мысли вновь вернулись в его голову. След зло дернул за собой пленника и поспешил на улицу. Картина его взору предстала неожиданная: на песке и траве уже лежали несколько богдойцев (двое или трое), а по двору носилась единственная оставшаяся на ногах пара. Причем, не вооруженный латник гонял полуголого никанца, а наоборот! Маленький щуплый Олеша кошкой прыгал вокруг воина и делал тому неприятное всеми доступными способами. Противник яростно отмахивался саблей, но с тем же успехом он мог пытаться зарубить муху на лету.

Зрелище смотрелось забавным, но все-таки След решил, что товарищу надо помочь. Дергая пленника за конец пояса, он поспешил к никанцу…

В это время в ворота заколотили с такой силой, что на миг замерли все. Вернее, все кроме никанца. Вот он по-настоящему умел отбросить всё лишнее и идти своим путем. Неуловимым движением сабля перекочевала из красных лап латника в руку Олеши, а его маленькая, но жесткая пятка взметнулась под самый подбородок врага. Запрокинув голову и красиво раскинув руки, тот мешком грохнулся наземь.

— Да отворяйте же, ироды! — прокатилась за воротами рычащая русская брань.

Наши!

Олеша был совсем близко от ворот, поэтому первым кинулся их отпирать. След яростно дергал пояс, заставляя пленного ускориться, и спешил навстречу изо всех сил.

В крепость уже влетел грозный Удбала, следом, прихрамывая, вошел Муртыги, на ногу которого была намотана какая-то тряпка. Он опирался на холку лошади… А вот и сын Черной Реки. С огромным облегчением Дёмка заспешил к нему, дергая и дергая пояс.

«У нас вышло! — радостно колотилось его сердце. — Мы смогли!».

Он так тянулся к атаману, что не сразу понял, что пояс уже не натягивается во время дерганий. Зато в нос резко ударил запах сала и страха; запах, которым провонялся плененный Бахай. Богдоец развязался и подскочил к Дёмке, выхватил его же нож из-за пояса и толчком швырнул на землю охотника, который преждевременно расслабился.

«Эх, слабовато связал…» — пронеслась в голове пустая мысль. А пузатый Бахай, яростно осклабясь, уже наваливался на него сверху, стремясь вогнать остроносый нож в грудь, в горло, в лицо. След успел перехватить руку, но враг оказался так тяжел, что удержать нож сил не хватало.

— Демид! — раздался где-то в стороне протяжный крик, полный неподдельного страха.

— Отец! — вдруг прорвало Дёмку! Потому что, глядя на нависающую острую сталь, так сильно захотелось, чтобы рядом оказался отец! Свой и всегда надежный. Который поможет и защитит от любых невзгод…

Злобное рычание внезапно сменилось каким-то бабьим поскуливанием. Напор ослаб, нож выскользнул из пухлых пальцев богдойца и, падая, лишь слегка оцарапал лицо охотника. След не без усилий спихнул с себя тушу и увидел, что в плече Бахая глубоко торчит странный ножик. Один из тех, что отец ковал в кузне Ничипорки. Болончанин вывернул шею и огляделся: сын Черной Реки был еще шагах в пятнадцати и бежал к ним во всю прыть.

«А ведь Муртыги мне рассказывал об этом его умении, — некстати, пришло в голову Дёмке. — Бросать ножи издаля».

Отец подскочил и первым делом оседлал ноющего Бахая. Крепкий кулак трижды опустился ему на лицо, заставляя колыхаться пухлые щеки.

— Прибью суку! — рычал он.

Но всё-таки остановился. Убедился, что враг обездвижен и кинулся к Следу.

— Ты как, сынок? — принялся он ощупывать его, все еще лежащего на земле.

— Я цел! Цел, — Дёмка поспешил сесть. — Всё хорошо, отец. Всё хорошо.

— Слава тебе, Господи! — тот несколько раз размашисто перекрестился, а потом крикнул. — Быстро собираемся и уходим! Олеша, кинь записку в дом этого урода. Удбала, бери лошадь.

— Ты правда его прибьешь?

— Нет, сынок.

— А почему? — это уже Муртыги. Морщится от боли, но лицо довольное. — Прирезать ирода!

— Здесь жизнь недорого стоит, — вздохнул отец. — Только вот давным-давно, когда я оказался в Темноводье, меня нашел один человек. И не прирезал меня, хотя, мог. Наоборот, он помог мне и сделал всё, чтобы я выжил в этом мире… Вот мне и кажется, что так жить правильнее, ребята.

Он посмотрел на Бахая и скривился.

— Но этому мы сохраним жизнь по другой причине.

(7)179 год от сотворения мира/1672. Артемий Васильевич

* * *

Глава 31

— Атаман! Человек прибыл, — Бориско Бутаков, просунулся в дверь горницы, полусогнувшись.

— Что за человек? — нахмурился Ивашка. — Откудова?

— Оттудова! — есаул скривился. — От Бахая. Новый какой-то — сущий монгол. Грамотку доставил.

— Веди, — махнул рукой Ивашка, прибирая росписи подалее.

Это и впрямь был монгол — здоровущий, мясистый. С девичьими косицами в корзинки уложенными и толстыми губищами — что твои вареники. Вошел — будто он сам хан. Как говорится: не поклонится, не перекрестится.

— Как звать? — сухо бросил Ивашка, дабы поставить тайного вестника на место. Токма азият даже не дернулся, бровь свою соболью лишь луком выгнул.

«Не ведает русской речи» — догадался Ивашка и повторил по-даурски. Тот язык зело с монгольским схож.

— Зови меня Одонтуяарахгэрэл, большой лоча, — величаво промолвил вестник. — Мой господин шлет тебе послание, он велел загнать коней, но доставить тебе его, как можно скорее.

И протянул ему листок, не скрученный, а сложенный. Отписка была грязна и измята, но бумага — никанская; тонкая и ладная. В той бумажке — ровными рядами выведены по-странному буквицы — рука Бахая узнается сразу.

«Твой