что выльется это кругосветное путешествие. И речи не будет о том, чтобы посмотреть прекраснейшие памятники или понежиться на райских пляжах.

Скорей всего, они посетят страны, где можно будет разжиться свежей плотью. Прямо скажем, девственной плотью. Разумеется, там не будет возбуждения от похищения или возможного риска. Останется только мирное удовольствие от неумеренного насыщения. От оргии.

Но разве не это есть отпуск? Порвать со своими привычками, чтобы тебе всё подносили на блюдечке с голубой каемочкой?

— Тебе больше не надо будет работать. Мы сможем купить еще лошадей, приобрести земли и лес за ними. Я уверен, что этот болван Берту продаст!

Этот болван Берту, владелец леса, нависающего над их домом. Его здесь считали деревенским дурачком. Потому что он унаследовал огромные угодья своих родителей, а вот чего ему от них совсем не досталось, так это ума. Или хотя бы прагматизма. Он не умеет ни читать, ни писать. И уж тем более считать. Одно слово, болван: вроде умственно отсталого, который целый день торчит в местном бистро.

Сандра улыбнулась. Купить земли Берту? То есть расширить кладбище.

— Я ни в чем не нуждаюсь, — пробормотала она.

Патрик обнял ее за плечи, притянул к себе.

— Главное, чтобы ты меня не оставил, — добавила она.

— Как же я могу? Ты прекрасно знаешь, что я никогда не покину тебя, любимая.

Как он мог бы оторвать себе обе руки?

— Тебе следовало бы убить Рафаэля, — помолчав, сказала она.

— Ты его боишься?

— Он опасен.

Да, опасен.

Потому что прикасался ко мне. И возможно…

— Но он, разумеется, и так вот-вот умрет. Это всего лишь вопрос времени.

* * *

Время превратилось в страх. И ничего больше.

Каждая секунда стала гигантским шагом к смерти.

Какое счастье, что в ванной горит свет, он спасает их от тьмы.

У Орели стучали зубы. Странный звук. Наручник жутко дребезжал о металлические прутья спинки кровати.

Но неожиданно тишину нарушил какой-то другой звук.

Стон. Нечто вроде звериного хрипа.

— Кажется, он приходит в себя! — шепнула Орели.

Девочки прислушались; снова звериный стон.

— Мсье… — окликнула Джессика. — Вы меня слышите?

Он глух, слеп и нем. Единственное, что он видит, — это светящаяся точка, которая отказывается гаснуть. Словно зажглась прямо у него в голове.

Он лежит на иголках. Или на гвоздях. Заживо пронзенный ими.

Ему хотелось бы встать, хотелось бы бежать. Но он не способен шевельнуть даже мизинцем.

Неожиданно появляется женское лицо. Лицо его матери.

Успокаивающее, нежное. Встревоженное.

Она зовет его, но он не может ответить. Потому что даже его голосовые связки не работают.

Она настаивает.

Рафаэль, проснись… Твой брат нуждается в тебе… Ты пообещал мне следить за ним…

Потом она замолкает и уходит.

Нет, не уходи! Не покидай меня!

Но ее уже нет рядом.

Рафаэль неожиданно отрывается от земли, парит в воздухе. Он поднимается все выше и выше.

И тогда он видит распростертое на земле тело.

В какой-то дыре.

Свое собственное тело.

Свой труп, свою могилу.

16:12

Патрик опустился на колени рядом с Вильямом:

— Ну как, парень, ты поразмыслил?

Он резко дернул за кусок скотча, Вилли сплюнул слюну. Ему было трудно вновь обрести дар речи.

Да и ради чего?

— Поразмыслил о чем?

— О твоей пользе здесь.

— Моей… пользе?

— Да. Если ты для меня бесполезен, к чему мне оставлять тебя в живых?

Кадык молодого человека ходуном ходил в его пересохшем горле.

Словно он пытался проглотить угрозу.

— Потому что твоя подружка всегда может мне пригодиться. А вот ты…

— Пригодиться вам для чего? — глупо спросил Вильям.

Патрик жалостливо улыбнулся:

— На что годятся телки, как ты думаешь?

Вилли почувствовал, как Кристель прижалась к нему.

— Конечно, мало на что, уверяю тебя! — продолжал Патрик, присаживаясь на корточки. — Но их хотя бы можно использовать для того, чтобы хорошо провести время, верно?

Молодой человек не знал, что и ответить. Ему просто хотелось проблеваться. И отлить.

— А вот ты, наоборот, для меня совершенно бесполезен. Разве что…

— Я могу попытаться разузнать, — перебивает его Вильям. — Могу попробовать найти перекупщика.

— Неужели? А я думал, ты никого не знаешь.

— Я… я знаю кое-кого, кто, наверное, мог бы…

— Все это слишком туманно.

— Я сделаю все, что смогу, — заверил Вильям. — Но при условии, что вы не прикоснетесь к Кристель.

Патрик с удивлением посмотрел на него:

— Она что, твоя подружка?

— Нет…

— Она не твоя, а ты за нее беспокоишься? Тебе-то что?

— Я не хочу, чтобы вы к ней прикасались, и все.

— Ах вот оно что: ты желаешь поиграть в белого рыцаря, да? А что она тебе за это даст, а? Мне кажется, ты еще даже не понял, как они устроены.

Вильям старался сменить тему разговора, чтобы побольше узнать про своего противника.

— О каких девочках вы тут недавно говорили? — осмелился он наконец спросить.

— О двух девчонках, подобранных мною на панели.

— На… панели?

— Да… у выхода из школы.

Вилли остолбенел.

— Только не говори, что ты такого никогда не пробовал! — добавил папочка.

— Да ты больной на всю голову! Ты похитил двух девочек, которые выходили из школы?! Это… именно то, чем ты занимался, пока…

— Ну да! Пока ты нежился на моем диване и использовал мою жену в качестве своей личной медсестры, я похитил двух маленьких школьниц. Это тебя удивляет? — Папочка расхохотался. — И именно из-за них твой братец ослабил бдительность. Я привел его в то помещение, где они сидят связанные, и включил свет. Тут-то он и замер как дурак! Так удивился, что даже не заметил, что произошло.

— Чертов ублюдок!

— Да ладно, парень, тебе бы стоило похвалить меня за сообразительность, хорошенько подыграть мне!

— Я презираю таких, как ты! — бросил ему Вильям.

Кристель попыталась пихнуть его локтем в бок.

Заставить его замолчать, пока не поздно.

— Да, — ответил Патрик. — Мне знакомы мужики твоей породы. Понимаешь, я ведь бывал в тюрьме… Ты ненавидишь меня, потому что завидуешь мне. Потому что я гораздо более свободный человек, чем ты. Который без колебаний нарушает человеческие законы, чтобы жить так, как ему нравится. Который без колебаний осуществляет свои фантазмы.

— Фантазмы психически больного! Долбаный педофил…

Второй удар локтем.

— Нет, я такой же, как все мужчины. Разве что не придерживаюсь вашей тупой иудеохристианской морали.

Папочка выпрямился, готовый нанести решающий удар. Вилли хотелось бы заткнуть уши, чтобы не слышать его.

Нет, этот тип не сумасшедший. Это просто худший из извращенцев.

Сандра, которая все это время смирно сидела в уголке, исчезла на лестнице.

— Ты читать умеешь, парень?

— За кого ты меня принимаешь, кретин?