книга сотрудника Болитано не поступала. Опять вылез Филимон с его опережающем информацией.

Осенью Косте прислали официальное уведомление редакции о том, что в свете предстоящей реорганизации издательства и слияния его с другим, тематика заявленной книги К. И. Гурко не соответствует издательским планам.

А еще спустя три месяца тяжело заболел и слег шеф; когда стало ясно, что до конца из болезни ему уже не выкарабкаться, лабораторию с ее уходящей корнями в довоенное прошлое тематикой попросту расформировали. Разобрали, что называется, по кирпичикам — сотрудников, пребывавших в большом волнении, рассовали по разным отделам. Филимон же не только сухим вышел из воды, но даже легкого стресса не испытал. Разумеется, получить лабораторию самого Д. В. в столь почтенном институте ему не светило, но сектор в новом институте под Гатчиной он отхватил. И вышел из игры. Судьба же Костиной диссертации — он ведь не числился официально научным руководителем — его совершенно не волновала.

Костя вторично остался у разбитого корыта. В новой лаборатории, куда его определили, предстояло заниматься нейтронным активационным анализом, третье направление в его жизни, которое требовалось заново осваивать, и снова занимать где-то в хвосте долгую очередь среди соискателей кандидатских «свобод». Впрочем, ни о какой диссертации поначалу не шло и речи Прежде нужно было сделать саму работу, собственными руками — от первого и до последнего винтика в установке, которую тоже, как это водилось, предстояло еще слепить из хаоса, а затем вести на ней нескончаемые серии экспериментов. А еще раньше получить тему, то есть взять в аренду кусок неизведанного и перемывать, перелопачивать, как золотоносный песок, горы информации, пока не попадутся вожделенные крупинки. Да и требования к диссертациям, волею ВАК, ужесточались. Слишком много кандидатов наук развелось в стране.

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

198… Апрель. Среда.⠀ ⠀⠀ ⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

Костя едва узнал Ираиду. Он нашел ее фамилию в программе конференции и подумал, что увидит осунувшуюся, высохшую женщину — под сорок уже, и лицо ее с отчетливо проступившими скулами, и лихорадочно горящие глаза, как запомнилось по последней встрече — все это обязательно будет напоминать о том печальном событии десятилетней давности, когда холодный бурлящий поток Вуоксы унес из жизни Генку Арефьева.

Но ничего подобного. Ираида не выглядела ни замученной — по крайней мере воспоминаниями, ни увядшей от тоски. Очень модная, без своей косы, современно подкрашенная женщина, с раскованными манерами, доктор наук. Перед ним снова была Умная Ираида, уверенная в себе, свободно говорящая, привыкшая к популярности.

Они расцеловались. В перерыве, сбежав от окружавших ее коллег, Ираида увела Костю в небольшое кафе на Ленинском проспите.

— Рада видеть тебя, Костик. Как наши?

— ДэВэ давно уже нет, — сказал Костя. Ираида кивнула. — И лаборатории тоже…

— Я знаю.

— Остальные — кто где. Лично я у Зайцева. Активационный анализ. Нейтронная интроскопия. Диссертацию наконец-то написал. Может быть, отзыв подмахнешь? Или не по профилю?

— Нет, почему же? С удовольствием.

— А наши… Боб хорошо защитился. Теперь у него группа. И на Чернобыле хорошо поработали. Благодарности получили И по пять окладов.

Ираида покачала головой.

— Знаешь, когда наше государство готово платить пятикратный оклад, то плохо дело.

— Но он как будто здоров. Да и я не жалуюсь. Вместе были.

— Он, как и прежде, убежденный холостяк?

— Да. Хотя и эстет… Очень высокие критерии внешности для лаборанток.

— Узнаю Боба.

— Томка Малькова — помнишь?

— А как же!

— Университет окончила, вечернее, по биохимии. Работает у нас. Замуж так и не выдали. Один раз совсем было на мази дело, заявление в загс подали, а она в последний момент сбежала. А Исаак Моисеевич на пенсии. Инфаркт у него был. Теперь долечивается в кардиологическом санатории.

— А ты сам?

— Я что? Монография, как ты помнишь, накрылась. Снова от нуля начинал. Да ничего. Знаешь, кто это сказал? Физик, он, как кошка, всегда, как его ни кинь, приземляется на четыре лапы. Так и я. Только времени потраченного жалко. И Светку мою никак не убедить было — чуть до развода дело не дошло. Но опять-таки ничего. А она, знаешь ли, раньше меня диссертацию защитила. По английской филологии. Теперь доцент. Я рад за нее, и стыдно в то же время, не поверишь ли, ну разве можно у женщины всю жизнь на шее сидеть, чтобы иметь удовольствие в научные игры играть? Зарплата — сто пятьдесят. Единственная возможность подработать — у нас радиоактивные захоронения время от времени раскапывают. Даже на территории института… Три дня работы в скафандре — и месячный оклад. Ну, я Светке ничего не говорю, чтобы не волновалась. Сверх этого — только Чернобыль. Парень у нас совсем большой. Дочка еще. С тещей вот съехались, Светка меня уломала. Квартира в центре — прямо барская, потолки четыре с половиной метра.

— У меня тоже дочка, — сказала вдруг Ираида. — Ей скоро восемь.

Умная Ираида оказалась на редкость устроенной дамой. У нее имелась квартира в центре Москвы и муж — известный медицинский академик, довольно молодой еще (или моложавый), с приятной внешностью подтянутый человек. Костя видел его несколько раз по телевидению. И что самое удивительное, старенькая Татьяна Семеновна, мать Генки Арефьева, каждый год гостила у Ираиды, и они еженедельно перезванивались по телефону. Костя не решился первым заговорить о Генке, но Ираида вспомнила о нем сама — оказывается, ей удалось при содействии мужа пробить публикацию статьи в «Ровеснике» к десятой годовщине его гибели. Статью написал журналист, приятель Генки по клубу авторской песни. Там же помещено несколько Генкиных стихотворений…

— На мою защиту приедешь? — спросил Костя.

— Нет, Костик, я позвоню тебе и отзыв напишу, но приехать не обещаю — я с тех пор в Ленинграде так и не была. Не мо-гу, — произнесла она по слогам. — Может быть, когда-нибудь потом…

— А вот про Филимона, — вдруг вспомнил Костя, — ничего не знаю. Как-то пропал он.

— Вовсе нет. Никуда он не пропадал. Он доктор. Правда, технических наук. Кстати, у вас, в Ленинграде — замдиректора. Знаешь, в одном из этих гибридных институтов, формально опекаемых Академией, но финансируемых богатыми отраслями или военными. Усиленно стремится вверх по иерархической лестнице.

Выяснилось, что Умная Ираида, находясь в столице, неплохо информирована о всевозможных закулисных течениях, перемещениях и намечаемых преобразованиях в Ленинграде.

— Слушай, мне до сих пор не дает покоя та пропажа. Помнишь, кривая Болитано и страницы рукописи. Мне все-таки кажется, что это Филимон. Но зачем?

— Господи, какой ты все-таки ребенок, Костик. Где ты