ESOP (планы владения акциями работников). Инвестиционный капитал используется для более справедливого распределения богатства, в точности инвертируя динамику враждебных поглощений, которыми печально известна Уолл-стрит. Другая модель предлагает объединить государственное и частное финансирование в новом федеральном агентстве для решения проблемы дефицита в цепочках поставок и поддержки национальной инфраструктуры для "зеленой" экономики.

Эти модели и инициативы - альтернатива - не являются единственными возможными элементами справедливой экономики. Например, работа таких некоммерческих организаций, как "Налоговые инспекторы без границ" или "Сеть налоговой справедливости", помогает сократить уклонение от уплаты налогов внутри стран и между ними, финансировать крайне необходимые инфраструктурные проекты и ограничить неравенство в благосостоянии. Многие другие давние и недавние политические амбиции - усиление прогрессивного налогообложения корпораций и населения, изменение трудового законодательства для создания более сильных профсоюзов, национализация здравоохранения, законодательство о должной осмотрительности в цепочках поставок, усиление контроля со стороны Комиссии по ценным бумагам и биржам и Агентства по охране окружающей среды, антимонопольное законодательство и регулирование Big Tech, надежные и юридически закрепленные стандарты инвестирования ESG (экологические, социальные, управленческие) - также заслуживают поддержки. То, что этим темам не посвящены главы, объясняется ограниченностью места и времени, доступностью источников или тем, что они уже хорошо освещены другими авторами. Однако некоторые пропуски отражают критическую оценку. Криптовалюты не рассматриваются потому, что они скорее мешают, чем ускоряют создание справедливой экономики. Спекулятивный актив, не имеющий внутренней стоимости и продаваемый с пропагандистским азартом, созданный путем электронного "майнинга", который приводит к серьезному загрязнению окружающей среды, криптовалюты должны быть более жестко регламентированы или просто объявлены вне закона.

Ни одна из обсуждаемых здесь идей не представляет собой единого комплексного решения экономических и политических проблем. Аргумент не "Это решает все!", а "Это решает некоторые вещи в той или иной степени". И все же жизнь в городах, штатах или странах, принявших критическую массу этих инициатив, радикально изменится. В настоящее время нет ни одного места, где бы внедрялось партисипативное бюджетирование, климатическое бюджетирование, гарантия занятости, разделение прибыли через широкое распространение собственности работников, истинные цены, инвестиционный капитал, направляемый на уменьшение неравенства богатства, настоящая прожиточная зарплата, менее догматичное экономическое образование и рынок труда для нерегулярной рабочей силы в стиле коммунального хозяйства. Тот факт, что в некоторых местах, где существует лишь несколько из этих инициатив, жизнь и культура уже совершенно другие, говорит о потенциале глубоких преобразований, если даже три или четыре из них будут широко приняты в одном регионе и смогут работать в синергии.

Это уже начинает происходить. В городе Мондрагон, где находится крупнейший в мире кооператив работников, действует программа совместного составления бюджета. Город Амстердам, в котором зародилось истинное ценообразование, также практикует версию климатического бюджетирования. А многие предприятия, приобретенные в результате поглощения кооперативами или принадлежащие целевым трастам, также платят настоящую прожиточную зарплату.

Эти инициативы меняют экономику по всему миру. Несмотря на различия в подходах, все они разделяют видение экономики как места моральных действий и ответственности, а не как зоны саморегулирования, свободной от ценностей. В 1933 году Кейнс обратился к радиослушателям незадолго до открытия Всемирной экономической конференции: "Потребности мира отчаянны: мы, все мы, неправильно управляем нашими делами, мы живем жалко в мире величайшего потенциального богатства.... Каждая предыдущая конференция... заканчивалась пустыми банальностями и двусмысленными фразами, настолько скучными и бессодержательными, что они заканчивались всеобщим зевком. Не является ли нынешнее шокирующее состояние мира отчасти следствием отсутствия воображения, которое они демонстрировали?"

Эта книга рассказывает о том, как может измениться мир, если больше людей проявят такое необходимое воображение. Читатели могут и будут расходиться во мнениях о том, какие из этих проектов наиболее осуществимы, привлекательны и актуальны. Основой всех этих различных инициатив является более глубокий сдвиг в самом нашем представлении об экономике - от безличной сферы абстрактных сил, которыми лучше всего управлять технократам, к человеческой арене этических решений с самыми высокими ставками, которые только можно себе представить. Этот сдвиг, который поняли бы и Толстой, и Кейнс, является, пожалуй, самым главным условием для создания более справедливой экономики.

Глава 1. Битва за академию

В ноябре 2008 года королева Елизавета II проводила экскурсию по Лондонской школе экономики спустя несколько месяцев после того, как безрассудные спекуляции банкиров привели к мировому финансовому кризису. С величественной прямотой она задала своим хозяевам вопрос, который волнует многих. Почему никто не предвидел краха?

В редкий момент публичного самоанализа некоторые из профессоров экономики позже ответили королеве. Сначала они обвинили во всем человеческие недостатки: "Трудно вспомнить более яркий пример принятия желаемого за действительное в сочетании с высокомерием". Но они также обвинили и свою собственную дисциплину. Их "финансовые и экономические модели... хорошо предсказывали краткосрочные и небольшие риски", но не были "готовы сказать, что произойдет, когда все пойдет не так, как раньше". Они подчеркнули, что "некоторые из лучших математических умов в нашей стране и за рубежом" занимались расчетом рисков, но "они часто упускали из виду общую картину".

Это сочетание математики и близорукости отражает основную истину об экономике за последние полвека. Поскольку эта область стала высокотехничной и математической, ее специалисты часто остаются в неведении относительно политических последствий своей работы. Общая картина" заслоняется отчасти иллюзией мастерства и точности, которую может создать сложная математика. В 1985 году один из критиков уже заметил: "Экономические факультеты выпускают поколение идиотов-савантов, блестяще владеющих эзотерической математикой, но не имеющих представления о реальной экономической жизни". В беседе со мной почти четыре десятилетия спустя один видный современный экономист, попросивший не называть его имени, описал использование математики в этой дисциплине как "мастурбацию в монастыре".

Несколько экономистов сегодня являются одними из самых резких критиков интеллектуальных ограничений своей области. Один экономист из канадского университета сказал мне, что, хотя математика и является полезным инструментом, она накладывает низкий потолок на сложность вопросов, которые экономисты могут изучать. Экономистам необходимы знания из ряда социальных и гуманитарных дисциплин, чтобы понять сложные проблемы реального мира, такие как финансовые кризисы, изменение климата или дискриминация на рынках труда и кредитов. Молодой французский профессор, с которым я познакомился, вспоминал, как учился в аспирантуре вместе с коллегой, ныне профессором, который блестяще справлялся с формально-математическим моделированием, но понятия не имел, кто такие Адам Смит, Джон Мейнард Кейнс или Карл Маркс. Несмотря на то что Смит, Маркс и Кейнс работали в разные века и в разных традициях, их объединяло интеллектуально емкое видение экономики, в котором знание истории, этики, психологии и политики было необходимым условием для осмысленного исследования.

За несколько лет до краха 2008 года опрос аспирантов самых престижных экономических факультетов Америки показал, что большинство считает "глубокое знание экономики" неважным для