того, чтобы стать успешным экономистом. Однако только 14 процентов считают неважным "превосходное знание математики". Один из студентов Принстона заметил: "Просто очень много математики, а мы не видим ее смысла". Это говорит о том, что экономисты получают необычную подготовку. Это также точно соответствует тому, что профессора написали королеве: "Лучшие математические умы" "потеряли из виду общую картину".

Учитывая такое образование, неудивительно, что перед крахом 2008 года в экономическом мейнстриме господствовало благодушие. В 2003 году экономист Чикагского университета Роберт Лукас заявил в своем президентском обращении к Американской экономической ассоциации: "[Центральная] проблема предотвращения депрессии решена, для всех практических целей, и фактически была решена в течение многих десятилетий"." Лукас также утверждал, что вопросы о неравенстве богатства должны быть исключены из экономики: "Из всех тенденций, вредящих здравой экономике, самая соблазнительная и, на мой взгляд, самая ядовитая - сосредоточиться на вопросах распределения". Для некоторых экономистов "общая картина" не просто "потеряна из виду". Она была вытеснена из поля зрения.

Такой тип туннельного видения не присущ этой дисциплине. Скорее, это стратегический выбор, который выгоден укоренившимся плутократическим властям. Канадский экономист Джейкоб Винер однажды заметил, что "люди не узки в своих интеллектуальных интересах от природы; для этого требуется специальная и строгая подготовка". Смешение экономики с естественными науками было очень полезно с политической точки зрения: оно позволяет экономистам претендовать на научную достоверность, выдвигая при этом политические и моральные аргументы. Споры о содержании экономического образования могут показаться чисто академическими, но когда экономисты представляют себя нейтральными учеными, они способны ограничить набор мыслимых ответов на многие жизненно важные вопросы. Интеллектуальная подготовка экономистов оказывает глубокое влияние на общественный дискурс и политику. Миллионы студентов ежегодно посещают занятия по экономике, даже те, кто не впитывает многие из догм, характерных для основного экономического образования. В этой главе рассказывается о длительной истории борьбы за контроль над имиджем и содержанием экономической науки. В ней также рассматриваются новые попытки сделать этот предмет более эмпирически обоснованным и философски емким.

Повсеместное смешение экономики с естественными науками произошло сравнительно недавно, и многие из наиболее ярких представителей этой области противостояли этому. В начале двадцатого века Кейнс отверг сведение экономики только к математике. Экономист, писал он, "должен быть математиком, историком, государственным деятелем, философом в той или иной степени. Он должен изучать настоящее в свете прошлого для целей будущего. Ни одна часть природы человека или его институтов не должна лежать полностью вне его внимания". Короче говоря, большая часть экономики - это "общая картина", политические, исторические и моральные последствия предмета.

Экономист Луис Гарикано, которому королева адресовала свой вопрос, сказал газете Guardian, что "главный ответ заключается в том, что люди делали то, за что им платили, и вели себя в соответствии со своими стимулами, но во многих случаях им платили за неправильные с точки зрения общества поступки". Его замечание - точная инверсия динамики, описанной "невидимой рукой" Адама Смита, когда люди, стремящиеся к максимизации собственного богатства, создают положительные социальные результаты.

Со стороны экономистов было хорошо извиниться перед королевой, но, как писал любимый поэт королевы Елизаветы, "Хоть ты и раскаиваешься, но я все равно в проигрыше / Печаль обидчика дает лишь слабое облегчение / Тому, кто несет крест сильной обиды". Неудивительно, что люди, пытающиеся обогатиться любым способом, автоматически не способствуют благосостоянию и процветанию общества. Лучше спросить, как многие люди вообще пришли к такому мнению.

МОРАЛЬ ВЫХОДА, ПРЕСЛЕДУЕМАЯ ЭКОНОМИСТОМ

В 1989 году молодой британский комедийный дуэт Стивен Фрай и Хью Лори ярко воплотил в жизнь описание философом Дэвидом Готье экономических рынков как "морально свободной зоны". В скетче под названием "Банковский кредит" Лори играет бизнесмена, желающего получить кредит, а Фрай - банкира. Когда Фрай спрашивает, какой товар он хочет продать, Лори показывает два маленьких пакетика. В синем содержится кокаин, а в красном - героин.

Лори:

Мое собственное исследование рынка и работа, проделанная командой по упаковке и графике, показали, что кокаин воспринимается как более свежий и яркий продукт, отсюда синий цвет, а героин - как более теплый и страстный, поэтому красный. Вы не согласны? Буду признателен за ваше мнение.

Фрай:

Вы планируете распространять и продавать наркотики?

Лори:

На кнопке. Рынок есть, я готов к работе, и давайте посмотрим правде в глаза - Европа открыта для бизнеса.

Фрай:

Е-е-ес.

Лори:

Проблема?

Фрай:

Возможно. Возможно.

Лори:

Я знаю, что вы скажете. Это рынок, который до сих пор был обставлен множеством правил и норм, и позвольте мне сказать вам следующее. Когда я только начал присматриваться к этому рынку, я подумал: "Эй, лучше бы я занимался производством бюрократии". Хахаха!

Фрай:

Да, бюрократия.

Лори:

Но, слава Богу, времена меняются. Открываются совершенно новые рынки, и я готов на них играть.

Фрай:

Верно.

Лори:

Спрос есть, без сомнения.

Фрай:

Ух ты.

Лори:

Самое интересное для меня то, что это такой молодой рынок.

Фрай:

Правда?

Лори:

Очень молодая. Потребительские профили указывают на сегмент от двенадцати до пятнадцати лет. И если мы сможем привить им лояльность к продукту, это будет хорошей новостью.

Фрай:

Ага. Но... но...

Лори:

Я знаю, что вы сейчас скажете. "А есть ли у них доход?", верно? Ну, я всегда говорю: "Если продукт правильный, они найдут доход". Сумки их матерей, автомагнитолы, пенсионеры по старости, где угодно.

Фрай:

Ммм... Я имел в виду, ну... Я не решаюсь использовать такое слово. Я знаю, что это старомодно. Но как вы думаете, это строго морально?

Лори:

Прошу прощения?

Фрай:

Морально ли это?

Лори:

Мораль?

Фрай:

Да.

Лори:

Я не уверен, что у меня есть точные данные на этот счет...

Фрай:

Да, я вообще-то имею в виду... морально ли вообще так поступать? Ну, знаете... дети и так далее.

Лори:

Что ж. Позвольте мне перевернуть вопрос и спросить вас вот о чем. Вы бы предпочли, чтобы мы стояли и смотрели, как немцы, голландцы, южноамериканцы захватывают нашу долю рынка? Где же тогда ваша драгоценная мораль?

Этот скетч - идеальная пародия на прорыночные догмы 1980-х годов, возникшие при Маргарет Тэтчер, Аугусто Пиночете и Рональде Рейгане. Он наглядно показывает, насколько причудливо стремление отбросить моральные соображения под знаменем "рынков". Мы смеемся над тем, как Лори с веселым психозом отмахивается от этических проблем, однако взгляды, которые он высмеивает: все регулирование - это бюрократия, рынки - идеальные арбитры человеческих взаимоотношений, а страны, как и люди, находятся в конкурентной борьбе на смерть, поэтому если один не сделает что-то плохое, то это сделают другие, - все еще широко распространены. Маркс открывает "Восемнадцатое брюмера" замечанием, что "все великие всемирно-исторические факты и личности происходят, как бы, дважды... первый раз как трагедия, второй - как фарс". Здесь последовательность обратная. То, что в комиксах высмеивалось в 1980-х годах, стало бизнес-стратегией калифорнийской компании Juul Labs, основанной двумя выпускниками Стэнфорда в 2015 году и оцененной в 38 миллиардов