Барден оставил совершенно растерянного Парсонса между фикусом и ложкообразным креслом — этакой губчатой структурой цвета красной микстуры от кашля. «Как же нелепо, — подумал он, стуча в дверь Вексфорда, — было строить такую цементную шкатулку с сюрпризом среди спокойных жилых домов Хай-стрит».

Вексфорд ответил «войдите», и Барден толкнул дверь.

— Мистер Парсонс ждет снаружи, сэр.

— Хорошо, — Вексфорд глянул на часы. — Я приму его.

Он был выше Бардена, грузен, но не толст. Ему было пятьдесят два года — просто образец для актера, играющего полицейское начальство. Он родился в Помфрете, дальше по дороге, большую часть жизни провел в этой части Сассекса, был знаком с большинством здешнего народа и достаточно хорошо знал местность, так что ярко-желтая карта на стене висела только ради украшения.

Вошел Парсонс. Вид у него был нервный, взгляд — бегающий и настороженный, и в нем скрывалось какое-то упрямство, словно он знал, что его гордость будет уязвлена, и готовился защищать ее.

— Очень тревожная для вас ситуация, — сказал Вексфорд, не подчеркивая ни единого слова, ровно и четко. — Инспектор Барден говорит, что вы не видели жену со вчерашнего утра.

— Это так. — Парсонс достал из кармана фотографию жены и положил на стол Вексфорда. — Это она, Маргарет. — Он дернул головой в сторону Бардена. — Инспектор сказал, что вы захотите ее увидеть.

На снимке была моложавая женщина в хлопчатобумажной блузке и широкой сборчатой юбке. Она стояла — напряженно, руки по швам — в саду Парсонсов, натянуто улыбаясь во весь рот, стоя лицом к свету, и вид у нее был встрепанный, запыхавшийся, словно ее оторвали от какой-то рутинной домашней работы — возможно, мытья посуды — и она сорвала фартук, вытерла руки и бросилась по дорожке к мужу, который поджидал ее с фотоаппаратом. Глаза ее были прищурены, а углы губ подняты так, словно она и вправду ждала, что вот сейчас вылетит птичка. В ней не было ничего от той изящной миниатюры, которую описала ему Джин.

Вексфорд посмотрел на фото и спросил:

— А получше найти нельзя было?

Парсонс прикрыл снимок рукой, словно его осквернили. Он выглядел так, словно готов был взорваться яростью, но сказал только:

— Мы не привыкли делать портреты в фотоателье.

— А на паспорт?

— Я не могу позволить себе выходных за границей.

Парсонс говорил резко. Он окинул быстрым взглядом подъемные жалюзи, жалкий рубчатый коврик, кресло Вексфорда с обивкой из лилового твида, словно все это было свидетельством личного достатка, а не довеском к званию.

— Мне нужно описание вашей жены, мистер Парсонс, — сказал Вексфорд. — Присядьте, пожалуйста.

Барден вызвал молодого Гейтса, и тот стал печатать одним пальцем на маленькой серой пишущей машинке.

Парсонс сел. Он заговорил — медленно, стыдливо, словно его попросили открыть наготу своей жены.

— У нее светлые волосы. Светлые кудрявые волосы и очень светлые голубые глаза. Она хорошенькая. — Он с упрямством посмотрел на Вексфорда, и Барден подумал, понимает ли он, как неказисто она смотрится на его фотографии. — Я считаю ее хорошенькой. У нее высокий лоб. — Он коснулся своего узкого лба. — Она не очень высокая, около пяти футов и одного или двух дюймов.

Вексфорд рассматривал снимок.

— Стройная? Хорошо сложена?

Парсонс заерзал в кресле.

— Думаю, хорошо. — На его бледных щеках появился стыдливый румянец. — Ей тридцать лет. Исполнилось несколько месяцев назад, в марте.

— Как она была одета?

— В зелено-белое платье. Да, белое в зеленый цветочек и желтый кардиган. Да, еще в сандалии. Она никогда не носит носки летом.

— Сумочка?

— Маргарет никогда не носит сумочку. Понимаете ли, она не курит и не красится. Ей сумочка незачем. Только кошелек и ключи.

— Какие-нибудь особые приметы?

— Шрам после удаления аппендикса, — снова зарделся Парсонс.

Гейтс вытащил лист из машинки, и Вексфорд просмотрел его.

— Расскажите мне о вчерашнем утре, мистер Парсонс, — сказал он. — Как выглядела ваша жена? Она была возбуждена? Встревожена?

Парсонс уронил руки на разведенные колени. Это был жест отчаяния. Отчаяния и раздражения.

— Все было как обычно, — сказал он. — Я ничего не заметил. Понимаете ли, она не эмоциональная женщина. — Посмотрел на свои ботинки и повторил: — Все было как обычно.

— О чем вы разговаривали?

— Не знаю. О погоде… Мы мало разговариваем. Мне надо было идти на работу в половине девятого — я работаю в «Саузерн уотер борд» в Стауэртоне. Я сказал, что погода хорошая, и она ответила — да, но солнце слишком яркое. Это к дождю, так что такая погода долго не простоит. Она была права: дождь лил все утро.

— Вы отправились на работу. Как именно? Автобусом, поездом, машиной?

— У меня нет машины…

Поскольку вид у него был такой, словно он собирается перечислить все, чего у него нет, Вексфорд быстро спросил:

— Значит, автобусом?

— Я всегда езжу автобусом в восемь тридцать семь с рыночной площади. Я попрощался с нею. Она не стала провожать меня до двери. Но это ничего не значит. Маргарет никогда меня не провожает. Она мыла посуду.

— Она не говорила вам, что собирается делать днем?

— Думаю, как обычно, — пройтись по магазинам и заняться домашними делами. Ну, вы понимаете. — Он помолчал, затем внезапно сказал: — Она никогда не пошла бы на самоубийство. У нее даже мыслей таких не было. Маргарет никогда бы не покончила с собой. Она верующая женщина.

— Хорошо, мистер Парсонс. Попытайтесь успокоиться и не волнуйтесь. Мы сделаем все, чтобы найти ее…

Вексфорд задумался, и на лице его проявилась досада, которую Парсонс тут же истолковал в своем духе. Он вскочил, весь дрожа.

— Я знаю, о чем вы думаете! — вскричал он. — Думаете, это я убил ее! Я знаю, как у вас мозги устроены! Я читал!

Барден попытался сгладить ситуацию.

— Мистер Парсонс в каком-то смысле знаток преступлений, сэр.

— Преступлений? — Брови Вексфорда поползли вверх. — Каких таких преступлений?

— Мы отвезем вас домой, — сказал Барден. — Я возьму отгул на день. Вызовите врача и попросите у него что-нибудь, чтобы заснуть.

Парсонс вышел, двигаясь дергано, как паралитик, и из окна Барден видел, как тот садится в машину рядом с Гейтсом. Магазины уже открывались, и хозяин фруктового магазина на той стороне дороги ставил над окнами навесы в ожидании ясного дня. Будь это обычная среда, обычный день недели, думал Барден, Маргарет Парсонс сейчас уже стояла бы на коленях и полировала бы ступеньки до блеска, или, распахнув окна, проветривала бы пахнущие плесенью комнаты. Где она теперь — проснулась в объятиях любовника или лежит в месте последнего своего упокоения?