Приближающийся транспорт был стеной оглушительного негодования, раскинувшейся от тротуара до тротуара, но перепуганные лошади рвались вперед, хотя О'Хара натянул вожжи, и стена раздалась перед ними, проносясь и завывая за окошками.

Впереди из-под колоннады «Рица» вышла пошатывающаяся женщина и свернула в ворота Грин-парка, чуть не упав.

— Лаура! — крикнул девятый граф. — Возьми себя в руки и иди домой! — И, добавив: — Я не могу остановиться, — сунул голову обратно в карету.

Мун увидел, что женщина упала, пройдя несколько ярдов по парку. Из-за куста к ней подкрался длинный желтый зверь вроде горного льва и опустил огромную кошачью голову, чтобы принюхаться к ее волосам. Несколько человек наблюдали за этим. Вдруг лев повернулся и бросился через парк.

— Ролло! — радостно воскликнул девятый граф. Он хлопнул Муна по колену. — Вы видели?… Она нашла Ролло.

Впереди дорогу заступил полицейский с раскинутыми руками. Когда лошади оказались в десяти ярдах от него, он попытался отпрыгнуть в сторону и исчез.

— Думаю, мы кого-то сбили, милорд, — сказал Мун. Он приободрился.

— Вечно я сбиваю людей, — посетовал лорд Малквист. — Большинство заявляют, будто знают меня. Это так утомительно. Милый мальчик, — добавил он, — будьте добры, напомните мне позвонить сэру Мортимеру в случае неприятностей.

— Что делала эта женщина, милорд?

— Не знаю, — устало ответил девятый граф. — Ее интересы кружат ей голову. Примите совет, друг мой, — никогда не женитесь, кроме как с двумя целями: самонаблюдение и соитие.

— Это ваша жена?

— Я определенно не знаю больше никого, кто может вылететь из «Рица» раньше восьми, не чувствуя себя при этом несколько passé.[5]

О'Хара, натянув всем весом одну вожжу, заставил карету свернуть направо, на Хаф-Мун-стрит, так что мотоциклист влетел в дверь бюро путешествий, потом налево, на Керзон-стрит, и опять направо, на Парк-лейн, снова против движения, рыдая и умоляя несущихся серых:

— Хватит! Ну хватит же!

— Я уже начинаю подумывать, — заметил девятый граф, — что О'Хара не годится для такой работы. Похоже, он не ладит с животными.

Он что-то крикнул кучеру, но крик бесследно погряз во всеобщем крещендо, когда два такси, не отпуская клаксонов, вписались в автобус. Из последовавшего крошева стекла и стали (цельная, будто вмиг сотворенная картинка — не иначе, Господь приложил руку, подумал Мун) вылетел осел с облаченным в белое всадником на спине.

— Какое вопиющее неуважение к жизненной гармонии, — пожаловался девятый граф. — Я оглядываюсь и содрогаюсь от такого беспорядка. Мы живем посреди абсурда, настолько близко к нему, что сами его не замечаем. Но если бы небо превратилось в огромное зеркало, а мы случайно узрели бы в нем самих себя, то не смогли бы взглянуть друг другу в лицо. — Он закрыл глаза. — Раз нет надежды на порядок, элегантно отдалимся от хаоса.

Карета и следующий за ней осел свернули направо, на Саут-стрит, и вроде бы направились к тупику на Фарм-лейн, когда оказалось, что он выходит на конюшни. Там — лошади заржали от облегчения — поездка закончилась. Серые встали рядом с третьей лошадью, привязанной к ограде. Осел, уже без всадника, тоже остановился. Мун поднялся с пола кареты и открыл дверцу. Всю его бодрость как рукой сняло, осталось лишь болото эмоциональной тяжести, выраженное в тошноте. Он услышал крик Мари: «Мадам, это мсье!» Но не удивился. Он выбрался из кареты и чуть не упал.

— Кто это восхитительное создание? — поинтересовался девятый граф.

Мун не ответил. Он шатко взошел по ступенькам, положил руки на плечи Мари и порывисто обнял ее. Когда ей удалось высвободиться, он прошел мимо нее в дом. За ним последовал лорд Малквист, остановившийся, чтобы поднести пальчики Мари к губам.

В гостиной на диване лежала голая, за исключением шелкового халата, Джейн. На коленях рядом с ней стоял ковбой и втирал крем в ее левую ягодицу.

— Дорогой! — приветствовала она его. — Какой чудный способ приходить домой! Сегодня будет такой романтичный день! — А ковбою сказала: — Чудненько, милый, этого хватит, — и встала, когда в комнату вошел лорд Малквист.

— Позвольте представить вам мою жену Джейн, — сказал Мун. — Лорд Малквист.

— Очаровательно, — произнесла Джейн. — Простите, что застали меня такой растрепой.

— Моя дорогая миссис Мун, если можно так выразиться, нас обоих стоит поздравить.

Джейн прыснула.

— А это, — она махнула рукой в сторону ковбоя, который поднялся и обиженно уставился на них, — мистер Джонс.

— А! — весело сказал девятый граф. — Полагаю, вы герцог Веллингтон!

— Плевать мне, чем вы торгуете, отвяжитесь от меня, — ответил ковбой.

— Полно, Джаспер, — упрекнула его Джейн, — не ревнуй. Лорд Малквист всегда так одевается, а, ваша светлость?

— Это зависит от оказии, миледи. У меня много одежды.

Мун отвернулся. Он отнес бомбу наверх, в спальню, и устало сел. Положил бомбу на колени и сгорбился над выпуклым, с плоским дном корпусом в форме граната. Он вдруг почувствовал себя подавленным. Он знал, что самоопрашиванье закончилось неудачей. Попытался пришпилить эмоции к стенке, но ему не хватило слов, чтобы их пронзить. Его самоуверенность осталась непоколебленной — куски в глубине еще сходились, — но он знал, что кончит психом, так как ему не хватает слов, чтобы передать определенную боязнь чего-то столь же реального, как кофейник, но только это не кофейник, у него даже не хватает слов, чтобы это сформулировать. Он мог выбрать растущую опухоль, отделить от нее часть и вынести ее на свет, но она тут же становилась несерьезной. Несомненно, мистер Мун, улицы в определенное время дня становятся довольно людными, но я не вижу никакой причины для беспокойства, даже если вы считаете, что Католическая церковь слишком полагается на метод естественного цикла… (Не в этом дело, не совсем — все расширяется, — а я не знаю никого, кто до конца порядочен или порядочен хотя бы наполовину, а люди этого не знают, потому что непорядочность сейчас в порядке вещей, а искренность не сыщешь днем с огнем, а голод — это статистика, а выгода — бог, а белого носорога уничтожают ради торговли поддельными афродизиаками!) Но, дружище, не можем же мы все швырять бомбы из-за того, что становится все меньше и меньше контроля над все большим и большим количеством людей, а мир сводится к перемещению денег, которые твой разум не в силах отследить, или к любому другому неврозу, которым ты, по-видимому, страдаешь… (А что мне делать?… написать письмо в «Таймс»?) А почему бы и нет? Тебя прочтут влиятельные люди. Можешь начать переписку, попадешь в передовицу, в палате поставят вопрос и постепенно вернутся к меновой торговле, если ты этого хочешь.

(Вовсе не это,

вовсе не это я хотел сказать. Но когда я сформулирую это в словах, когда я сформулирую это, пришпилю к стене булавкой, когда это будет пришпилено к стене булавкой, то как я начну?…)