суждения, но предоставляет в наше распоряжение весь материал, необходимый для того, чтобы мы эти суждения вынесли самостоятельно.

Ханс Шерфиг, большой и чрезвычайно оригинальный художник, в творчестве которого нашли достойное продолжение и развитие лучшие традиции реалистической литературы Скандинавии, является ярким примером самоотверженного служения подлинно гуманному и животворному искусству, верности высоким принципам. Вне всякого сомнения его произведениям предстоит еще очень долгая жизнь, и все новые и новые читатели будут пополнять ряды тех, кто относит этого датского писателя к числу своих любимых авторов.

Е. Куприянова

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Глава 1

В прошлом году, в начале октября, в Копенгагене исчезли два человека. Об их исчезновении сообщили в полицию почти одновременно, с промежутком всего лишь в несколько дней. На первый взгляд между этими двумя людьми не существовало никакой связи.

Один из пропавших, нелюдим и чудак, жил в крайне стесненных обстоятельствах, а другой, почтенный отец семейства и чиновник, был вполне обеспеченный человек. И по образу жизни и по характеру они совершенно не походили друг на друга.

Если тем не менее полиция пыталась связать оба происшествия, то прежде всего потому, что в обоих случаях не было никакой возможности установить их подоплеку. Внимание полиции привлекло и то обстоятельство, что оба пропавших были ровесники. Они родились в одном и том же году. Это, конечно, могло быть простым совпадением, но оказалось, что следствие не зря уделило столько внимания этой незначительной подробности, ибо она пролила некоторый свет на обстоятельства дела.

Во всяком случае, полиции удалось в кратчайший срок выяснить, что одни из пропавших самым чудовищным и необычным способом покончил с собой. Но понадобилось еще некоторое время, чтобы определить, кто именно из двух совершил самоубийство. Только после того, как было найдено предсмертное письмо самоубийцы, удалось опознать труп, обнаруженный на территории Амагерского полигона.

Но полиции стало известно о предсмертном послании лишь через много дней после самоубийства, и виной тому была крайняя приверженность к порядку и неукоснительное соблюдение служебного долга, присущие начальнику одного из отделений военного министерства. Никто, разумеется, не вправе попрекнуть чиновника за приверженность к порядку. Но в данном случае следствие усложнилось и затянулось именно по этой странной причине.

Впрочем, и после того, как было найдено предсмертное письмо самоубийцы, в этом деле оставалось еще много темного и необъяснимого. Почти целый год полиция билась над ним, прежде чем ей удалось до конца распутать его. Обработка крайне скудных данных, на которые опиралось следствие, протекала под покровом полной тайны. Это была высокоответственная и хлопотливая работа: нельзя было допустить, чтобы какая-нибудь, даже самая незначительная деталь ускользнула из поля зрения полиции. Некоторые на первый взгляд совершенно пустяковые сведения, дошедшие до полиции при содействии частных лиц — некоего парикмахера из Северной Зеландии и бывшего учителя одной из столичных школ, — на поверку оказались решающими.

Да, это действительно была одна из самых сложных головоломок, которые когда-либо приходилось решать полиции. А когда решение было найдено, оно вызвало не только сенсацию, но и всеобщее восхищение. И газеты, разумеется, совершенно справедливо отмечали как заслугу полиции, что только в итоге образцовой организации и замечательного взаимодействия между всеми ее отделами стало возможным распутать это необычное в судебной практике дело.

Создание системы единой полицейской службы сыграло в этом случае решающую роль.

Глава 2

Первые сведения были получены полицией от фру Амстед.

Вечером, около восьми часов, она позвонила в полицейское управление. Ее муж, Теодор Амстед, сообщила она, чиновник одного из отделов военного министерства, все еще не явился со службы домой. Обычно же он возвращался точно в двадцать минут шестого. Это был пунктуальный человек. В пять часов он выходил из своего кабинета и покидал красное здание министерства. Чтобы добраться до своей квартиры на Гаммельхольме, ему требовалось ровно двадцать минут. Он шел кратчайшим путем средним размеренным шагом.

При этом он старался ступать непременно посредине каменных тротуарных плит, не задевая швов между ними. Точно так же он придавал какое-то значение тому, чтобы непременно наступать ногой на некоторые из канализационных крышек, встречавшихся на его пути. И если ему случалось по рассеянности забыть об этом, то он мог преспокойно вернуться, чтобы твердо ступить ногой на пропущенную крышку. Как человек долга, он чувствовал угрызения совести, если не выполнял всего, что полагалось.

Только в очень плохую погоду он прибегал к услугам трамвая. Впрочем, это не составляло никакой разницы во времени. Трамвайные линии были расположены так неудобно, что он мог проехать только две остановки. У памятника Нильса Юля он выходил из трамвая и всю остальную дорогу — по улицам Нильс-Юльсгаде и Херлуф-Троллесгаде — шел пешком.

Фру Амстед, разумеется, уже звонила и в министерство. Один из секретарей, задержавшийся на работе, сообщил ей, что господин Амстед отбыл