та же молоденькая служанка. Даже Надежда Михайловна и подпоручик Панютин остались на своих местах, будто не прошел с их прошлой встречи целый день.

— Я попрошу вас отпустить слуг, — обратился к хозяйке дома Корсаков, закончив с обязательными приветствиями. — Боюсь, что не смогу гарантировать их безопасность.

— А мне… — неуверенно начала Надежда.

— А вы — иной случай, — прервал ее Василий Александрович. — Вам придется остаться. И подпоручику тоже.

— Я не привык бежать от опасности, — запальчиво заявил Панютин.

— Если бы вы знали, что вас ждет — бежали бы, — категорично отрезал Корсаков.

В гостиную тем временем вошел Жозеф, держа в руках несколько пистолетов и хозяйскую саблю.

— Надежда Михайловна, предположу, что парадная гостиная просторнее, чем комната, в которой мы находимся? — спросил Василий Александрович.

— Да, — ответила вдова, не сводя удивленного взгляда с горы оружия.

— В таком случае предлагаю переместиться туда.

Зал, куда они перебрались, действительно оказался куда более вместительным. Под напряженными взглядами хозяев дома и с помощью еще не ушедших слуг, Корсаков и Жозеф расчистили гостиную, поставив всю мебель вдоль стен, а на единственный оставшийся столик сложили саблю и пистолеты. Получилось странное подобие бального зала — большая и пустая комната, упирающаяся в большие окна на улицу. Хотя время перевалило за десять часов, снаружи по-прежнему стоял полумрак из-за нависших над городом свинцовых туч, не пропускавших и лучика солнца.

— Что ж, теперь мы можем поговорить, — сказал Корсаков, дождавшись, пока последние слуги покинули особняк.

— Вам удалось что-то узнать? — спросила его Надежда.

— Да, но правда может вас испугать. Дело в том, что ваш муж, Генрих Радке, действительно намеревается сегодня посетить этот дом.

— Не может быть, — ужаснулась хозяка.

— Это чушь! Я же сам… — вспыхнул было подпоручик, но быстро замолчал.

— Отчего же вы не продолжаете? — уставился на него своими ледяными глазами Корсаков.

— Я сам видел его мертвое тело, — исправился Панютин. — И как гроб опустили в могилу.

— Убедиться хотели? — сочувственно уточнил Василий Александрович.

— К чему это вы клоните?! — вскочил с места Никита.

— Я не клоню, я утверждаю. Вы, подпоручик, выступили соучастником в убийстве господина Радке.

— Врешь! — зарычал Панютин. — Стреляться! Тотчас же!

— Сядьте на место! — Корсаков голоса не повышал, но его слова дышали такой холодной угрозой, что с подпоручика мигом слетела вся спесь и он опустился обратно в кресло.

Василий Александрович тем временем обернулся к хозяйке дома.

— Кажется, вы обманули меня, Надежда Михайловна, — сказал Корсаков. — Вы поклялись всем, что для вас свято, что к смерти мужа непричастны. Но пока я наблюдаю обратное.

— Я сказала вам чистую правду, — упрямо ответила вдова.

— Не трожьте Наденьку! — нянька Аксинья ворвалась в комнату и заслонила воспитанницу собой. — Невиновная она! Я! Я все это удумала!

— Аксинья, что ты такое говоришь? — задохнулась вдова.

— А чего таперича скрываться? — просто ответила нянька. — Свел бы вас в могилу нехристь проклятый, как пить дать свел! Кровушки вашей попил вдосталь!

— Она правду говорит, — осипшим голосом добавил Панютин. — Надя — святой человек. Я умолял ее уйти от мужа, но она поклялась быть ему верной…

— А он был страшный человек, — поддержала его Аксинья. — Все жилы, всю жизнь и радость из моей девочки вытянул. Никитку вон, вообще убить грозился. Я знала, что у жида-аптекаря разная отрава в лавке продается, вот и отправила мальчонку, — подпоручик открыл было рот, но нянька лишь махнула рукой. — Молчи уж, ишь, военный, орел! А сам мальчонка и есть! Он купил отраву, я взяла грех на душу, чтобы Наденька свободной стала. Да, видать, немчура эта и с того света пакостить готов, раз ему в могиле не лежится-то!

— Это вы верно подметили, — усмехнулся Корсаков. Казалось, обстоятельства походя раскрытого убийства ни капли не тронули его. — Но своим поспешным решением вы сыграли Генриху только на руку.

— Он остался жив? — спросила Надежда.

— Уместнее сказать не-мертв, ибо понятие жизни существу, в которое обратился Генрих Радке, теперь незнакомо. На его родном языке таких существ называли lieche — злобные неупокоенные мертвецы, могущество которых растет с каждым годом их не-жизни.

— Господи Иисусе! — перекрестилась Аксинья. Никита просто пораженно молчал.

— И что… — тихо подала голос Надежда. — И что теперь будет? Я проклята на веки вечные? Он вернется, чтобы забрать меня с собой в могилу?

— Он постарается это сделать, — кивнул Корсаков. — А мы, в свой черед, постараемся его остановить. И сделать так, чтобы господин Радке умер окончательно.

— Но как можно убить того, кто уже мертв? — спросил Никита.

— Бьюсь об заклад, что Аксинья знает способ, — хитро посмотрел на старую няню Корсаков. — Да и Надежда Михайловна может помнить. Если внимательно слушала нянечкины сказки. Был там, как мне помниться, один мертвец, охочий до юных девушек…

— Кощей! — ахнула Аксинья.

— Именно, — подтвердил Василий Александрович. — От смерти подобных существ хранит предмет, что в древних книгах зовется филактерией. Вроде кощеевой иглы. И учитывая, что смерть для господина Радке наступила внезапно, вряд ли он успел спрятать филактерию где-то, кроме дома. По крайней мере, я очень на это надеюсь.

— C'est très intéressant,4 — пробормотал Жозеф.

— Но что это может быть вещь? — спросила Надежда.

— Это нам и предстоит выяснить, — ответил Корсаков. — Постойте… Тихо… Вы это слышите?

Собравшиеся умолкли и напряженно прислушались. В наступившей тишине явственно слышался далекий гул, доносящийся откуда-то с улицы. В него вплеталось отчаянно ржание коней и заунывный вой собак. «Неужели все-таки началось?», с замиранием сердца подумал Корсаков. Он неуверенно подошел к окнам и застыл, пораженный открывшейся картиной. Нева явилась в Петербург, заявляя права на отвоеванные у нее земли. Вода брызнула грязными фонтанами из подземных труб, хлынула через гранитные затворы рек и каналов, и со смутным шумом, широкими волнами полилась по улицам. К Корсакову присоединились остальные, будто загипнотизированные жутким зрелищем. Мимо окон неслись бревна, выкорчеванные деревья, обломки деревянных ломов, перевернутые экипажи, вынесенная потоком мебель. Черная вода кипела, словно в котле.

Спустя несколько минут показалось, что всесокрушающий поток чуть стих. Бурная река все еще неслась вдоль по улице, но уровня окон не достигала.

— La colère de Dieu5, — прошептал Жозеф.

Бум!

Бум!

Бум!

Три могучих удара в дверь, слышные даже сквозь шум ненастья снаружи.

— Это он! — прошептала Надежда. — Он пришел за мной!

— Josef, les armes6, — приказал слуге Корсаков, но тот уже был рядом, передавая ему пистолет и саблю. — Останься с госпожой Радке. А вам, подпоручик, я предлагаю доказать свою смелость. Берите пистоль и пойдемте взглянем, кто стоит на пороге.

По лицу Панютина было понятно, что юный гвардеец с превеликим удовольствием отказался бы от