у меня важная катка*, - отворачивается и прячет руки с телефоном под столом.

— Ну Бооорь, — ною я, — мне скучно. Пойдем танцевать?! — толкаю кулаком друга в плечо.

— Да блть! — орет Боря и поворачивается ко мне. Ессс! — Просрал из-за тебя.

Победно улыбаюсь!

— Танцевать, Боря! — вскакиваю с диванчика и тяну друга в самую кофейную гущу.

На танцполе не протолкнуться.

Мы здесь все, как селедки в банке с душком: потные, вонючие, мокрые и слизкие.

Но это совершенно не мешает нам с Борей зажечь!

Наши танцы — гибрид из моих профессиональных классических па и Бориного мужского стриптиза из какого-нибудь малоизвестного пригорода.

Но выглядим мы всегда шикарно!

Сельский Бурлеск на гастролях!

Тремся с Борей попами, а руки друга незатейливо проходятся по моей груди. Такое я могу себе позволить только с Борей. Потому что мой парень — ревнивый собственник и мне не раз от него прилетало за такие откровенные танцы. Мне кажется, Матвей ревнует меня даже к балетному станку.

А вот Боря имеет статус «неприкосновенности», потому что все в группе считают, что Бориска — гей.

Ну скажите, что Боря мииилый?!

Если честно, я бы хотела, чтобы так оно и было, уж больно нравятся мне наши с ним жаркие танцы!

Танец — моя жизнь. Я не представляю себя настолько наполненной и цельной в чем-то другом, только в танце. Танец добавляет в мою жизнь новые ощущения, спрятанные глубоко внутри, дает возможность стать кем-то иным, свободным.

Танец- это моя душевная музыка, а каждое движение — его нота. Любой танец звучит по-разному, с присущей только ему громкостью, ритмичностью, тональностью и ладом. Танец — мой наркотик и подсела я на него давно, еще в детстве.

— Слишком нравится жопой крутить, да, киска? — дергаюсь, когда мою талию обхватывают руки Матвея. — Свободен, — нахально кивает Борису и прижимает меня к себе теснее.

— Ты чего, Мот? — отшатывается Боря и непонимающе смотрит на парня.

— Мне просто не нравится, как танцует моя женщина.

— Если тебе не нравится, как танцует твоя женщина, возможно эта женщина не твоя? — продолжает Боря, а у меня опускается челюсть, как у скелета из кабинета биологии.

— Боря, нах. й пошел, умник недоделанный, — зло цедит Свирский.

Ошарашенно смотрю на Матвея. Здесь, в полумраке задымленного клуба, я отчетливо различаю расширенные зрачки, расфокусированный взгляд и то самое выражение лица, которого боюсь: агрессивное, животное, необузданное.

— Заканчивал бы ты, друг с этим, совсем на голову отбитым становишься. Юль?

— Че ты сказал? Боря, свалил бы ты нахрен скорее, а то некому будет завтра бабушек Аллилуей в церкви развлекать, — Матвей дергается в сторону друга, точно озлобленный бык на корриде.

Бросаюсь вперед и встаю между парнями. Я не хочу, чтобы мой друг пострадал из-за меня, сегодня я и так лишила их заработка.

— Боря, всё нормально. Мы разберемся, — умоляюще смотрю на друга.

Иди же, ну.

У Бори раздуваются крылья носа, сжаты кулаки и весь он предельно собран, чтобы дать отпор. Но силы-то не равны.

Свирский- здоровый бычара, а Боренька — худой циркуль с меня ростом.

— Лучше беги, Боря, — провоцирует его Мот, нахально складывая руки на груди, — защитник хренов.

Прикрываю на секунду глаза, вот же придурок!

— Борь… — прошу друга, а самой уже хочется ткнуть его по черепушке.

Переводит взгляд с меня на Матвея и обратно.

Жду.

«Уходи, уходи, уходи», — мысленно посылаю ему сигналы.

Сомневаясь, Боря еле заметно кивает, разворачивается и уходит в сторону нашего столика.

Выдыхаю.

Поворачиваюсь к своему неадекватному парню и собираюсь уже разнести его к чертям, но не успеваю, потому что Мот грубо хватает меня за подбородок, больно вдавливая большим пальцем.

— Всем так открыто себя предлагаешь, да, Юляшка? — по моей спине пробегают мурашки, только не от удовольствия, а от страха. — А мне не даешь… — впивается в кожу шеи, жестко втягивая в рот.

Сволочь, опять оставит засос.

А у меня экзерсис в понедельник у Смелковского, который и так меня не жалует.

— Отвали, — хочу оттолкнуть Свирского, но Матвей мертвой хваткой удерживает запястье, отчего то начинает саднить.

— Куда собралась? Опять динамишь?

— Отпусти. Ты делаешь мне больно, — пытаюсь выдернуть руку, но тщетно.

— До каких пор ты будешь держать меня на голодном пайке, а, Юляшка? — скалится Матвей, нервно шмыгая носом.

— До тех, пока не перестанешь мне врать. Ты опять под чем-то, Мот? — толкаю его в грудь. — Ты обещал.

— Я — чист. Ты задолбала меня контролировать, — толкает меня в ответ.

Я оступаюсь, но клубное месиво не дает мне упасть. Меня кто-то ловит, и я незамедлительно срываюсь прочь, пока мое тело свободно.

— Юль, — слышу как орет Свирский, — да твою ж мать!

Выбегаю из прокуренного душного помещения, и тело моментально холодеет. На улице конец мая, но в Москве вечерами прохладно. Обнимаю себя руками и радуюсь, потому что в заднем кармане комбинезона нащупываю телефон.

Набираю Борю и молюсь, чтобы друг с абсолютным музыкальным слухом расслышал среди бьющих басов мой звонок.

— Юлька, ты где?

Слава Богу!

— Боря, я на улице, у входа. Забери, пожалуйста, мою рубашку и рюкзак, — умоляюще прошу друга, — только Свирскому ничего не говори.

— Понял, жди.

Отхожу подальше от курящих. Завистливо смотрю и мечтаю вдохнуть свой любимый чернично-ванильный десерт.

Мне нужно успокоиться.

*катка — партия в компьютерную игру.

4. Юля

— Пссс, Юлька, — слышу, как зовет меня Алка, но не рискую отвечать, потому что Смелковский опять недобро на меня поглядывает.

— Так, стоп-стоп-стоп! — ударяет в ладони Александр Маркович, — Наталья Владимировна, давайте еще разок со второй репризы, ну никуда не годится! Хуже пингвинов! — обращается к нашему концертмейстеру Смелковский, а по залу проносится недовольный гул несогласия.

Потому что Александр Маркович Смелковский — садист классического танца! Он реально измывается над нами, забывая, что мы- современники, а не классисты. Он дерет с нас не три, а все четыре шкуры, но больше всех достается почему-то мне.

Я не знаю почему Смелковский меня невзлюбил еще с первого курса. Только по его дисциплине — Методика классического танца у меня проблемы, а по всем остальным-я примерная хорошистка. И как вспомню, что нам с ним сюивить* до конца учебы, так каждый раз вздрагиваю.

Я терпеть не могу классический танец! Возможно, я бы лояльнее к нему относилась, если бы вел эту дисциплину кто-нибудь другой.

Я терпеть не могу классический танец и Смелковского тоже! Будь он проклят со своими батманами и арабесками!

— Внимание! Прэпарасьон! Ииии…пятая позиция, томбэ** с полуповоротом сюр ле ку дэ пье,***- орет этот садюга, а