Он резво пошёл обратно. Хорошо, что в бригаде есть мужчина, медбрат, Серёга.

…Через десять минут они везли в Шумиху на скорой необычную пациентку. Стационара в Шумихе не было, ближайший был в Алексеевске. В Шумихе только ФАП. Но есть приёмный покой в детском реабилитационном центре, и сегодня как раз дежурит жена Василия Ивановича, Раиса Ивановна, медсестра. Кто из врачей, шофёр не знал, да и неважно. Всё равно должны принять.

— Нет, Раиса Ивановна, всё. Всех денег не заработать. После отпуска никаких дежурств, откажусь, — приятный и звучный мужской голос доносился до Алисы, словно сквозь вату. Что за странный сон? К тому же, раздавался ещё звук клавиш компьютерной клавиатуры. Ну и сон!

— Я это слышу от тебя каждый раз, как мы с тобой дежурим, Глеб Андреевич! — второй голос явно принадлежал пожилой женщине. — Куда ты денешься?

— Нет, нет! Я педиатр. Я лечу детей. И у меня завтра начинается отпуск. Ну за что мне вот это вот сегодня?! Чем я и кого прогневил?

Глава третья

Алисе было очень тепло и хорошо. И сон очень интересный. Приятные насмешливые голоса. Разве может быть у педиатра низкий мужской голос? Педиатры обычно женщины. Конечно, это сон.

— Далеко полетишь, Глеб?

— Далеко, Раиса Ивановна, но пока не скажу, куда. Я суеверный. Вернусь, тогда расскажу.

— Не страшно летать? Я никогда не летала, веришь-нет?

— Неа, не страшно. По понятным причинам мне там проще отдыхается, Раиса Ивановна. Там люди проще ко всему. И там много таких, как я. Никто глаза не пялит, пальцем не показывает. Потому в плане отдыха я не патриот. Вот во всём остальном — патриот.

— Говорят, они там голышом загорают-то, Глеб!

— Ой, Раиса Ивановна, ой, шалунья! Это кто такое тебе сказал? На специальных пляжах. Не на всех. Так что расслабься. Бери своего Чапая и летите тоже куда-нибудь.

— Да ну тебя! У нас огород, куры, корова. Куда мы? Один летишь?

— Один, конечно. Что я, с ума сошёл — в Тулу со своим самоваром? А что, хотела со мной лететь?

— Была бы лет на сорок моложе, так и полетела бы, Глеб!

— Ну-ну.

— А то бы взял с собой кого. Девчата с нашего центра на тебя заглядываются, а ты такой нелюдимый, всё один!

— Я не нелюдимый, Раиса Ивановна! Я просто осторожный. И не афиширую ничего. И зачем мне кого-то с собой брать? Это как бы обещание некого продолжения. А там и выбор более широкий, и никаких обязательств.

— А ты так боишься обязательств? Век будешь один куковать?

— Нет, не боюсь. Просто ещё не время. Не нагулялся, — усмехнулся он.

Алиса уже давно поняла, что это не сон. Она лежала и слушала.

И вспоминала. На душе становилась всё тяжелее. Зачем она всё вспомнила? Лучше бы забыла!

Алиса поняла, что она в больнице. Тихонько приоткрыла один глаз, увидела свою сумку на подоконнике и куртку на вешалке, стоящей у двери. Очень хотелось в туалет.

Она зашевелилась, открыла глаза и наткнулась на колючий взгляд очень тёмных глаз.

— Ну здравствуйте, любезная! — с ней он говорил холодно и сухо, не так, как с пожилой женщиной. Медсестрой, как поняла Алиса.

— Здравствуйте. Где тут туалет? — хрипло спросила она.

— Пойдём, матушка, провожу! — медсестра подошла к Алисе, взяла под руку.

Вернувшись через пять минут, Алиса села на кровати, обхватив колени руками.

Доктор продолжал сверлить её глазами. Совсем молодой, лет около тридцати. Темноволосый, черноглазый, с резкими чертами лица, хмурый, с почти квадратным упрямым подбородком, покрытым чёрной щетиной. Мачо. Неужели и правда педиатр? Дети не боятся его, интересно?

— Ну? — холодно спросил он. — Не хотите рассказать, что вы делали в зимнем лесу вечером одна? Не пытайтесь мне внушить, что просто гуляли.

Алиса молчала, только смотрела на него. Странно, но он казался ей знакомым. Может, где-то на конференции видела?

— Что глаза таращим? Как та девица из сказки. "Морозко", вроде? — он на секунду перевёл взгляд на Раису Ивановну. — "Тепло ли тебе, девица?". Да, да, тепло.

— Настенька, — хрипло сказала Алиса.

— Вот-вот, ну чисто та Настенька.

Он смотрел на пациентку, пытаясь понять, насколько тут всё серьёзно с психикой.

Худенькая, бледная, кожа белая, почти прозрачная. Огромные голубые глаза, немного веснушек на аккуратном носу, большой рот с сухими, потрескавшимися губами. И длинные густые волосы, русые, но с каштановым отливом. Ну Настенька и есть!

— И глазками так же хлоп-хлоп! "Тепло, батюшка!", — смешно передразнил он. — А у самой всё лицо в инее, да?

— Почему вы так разговариваете? — спросила Алиса, наконец возмутившись.

— А как прикажете, любезная, с вами говорить?

— Глеб! — предостерегающе сказала Раиса Ивановна, но он отмахнулся.

— А? У меня завтра отпуск, а мне привозят эксцентричную дамочку, решившую уснуть в сугробе? — он снова заговорил холодно и резко, сверля глазами Алису. — Это попытка суицида, вы понимаете? И я должен вызвать психиатра! Или отправить вас в Алексеевск!

— Я не псих! Не надо психиатра, доктор! И пожалуйста, не надо в Алексеевск! — взмолилась Алиса.

— А почему я должен вам верить, а? Я должен поверить, что нормальный человек садится в сугроб по своей воле, и спит там? Трезвый человек, в своём уме?

— Да!

— Очень интересно, — теперь он смотрел недоверчиво. — Решила умереть красиво? Другие способы не подошли?

Из глаз Алисы потекли горячие слёзы. Ему стало настолько жаль её, что он поднялся и вышел в коридор. Раиса Ивановна устремилась следом.

— Глеб Андреевич, ты с ума сошёл?! Ей и так плохо, видно же! А ты так… А нажалуется на тебя?! Сейчас все жалуются! Тебе проблемы нужны?

— Не нажалуется, — спокойно сказал он. — Эта не нажалуется. Я специально её на слёзы выводил. Плачет, значит, чувствует. Вот если бы продолжала сидеть, как истукан, тогда точно психиатра, плохо дело. А так нормально. Сейчас проревётся, поставим успокоительное, пусть спит до завтра. Проснётся человеком.

— Ну не знаю… Может, ты и прав, — Раиса Ивановна покачала головой. — Жалко девушку. Видно, что приличная.

Они прислушались. Пациентка рыдала в голос, буквально выла.

— Пойдём, пора. Два кубика готовь, Раиса Ивановна! И не забудь записать, что поставили.

Они вернулись в кабинет. Алиса, лёжа ничком на кровати, ревела в голос.

Он подошёл, сел прямо к ней на кровать, заглянул в лицо.

— Всё, всё, не плачь. Всё будет хорошо, девочка, отдохнёшь, поспишь. Досталось тебе, вижу, — он гладил её по волосам, говорил, как с ребёнком.

Теперь Алиса поверила, что он педиатр. И ей стало легче, на самом деле легче! Впервые