Семён смотрел на бабушку, слушал и улыбался. «Какая же она красивая! — думал он. — Как все-таки важно постареть красиво и правильно, сохранить себя и остаться человеком!» Семён сразу вспомнил смерть своей хорошей подруги. В той истории тоже была ветхая старушка — казалось бы, невинная симпатичная бабушка. Но увы, первое впечатление оказалось фатально обманчивым…

* * *

Неделю назад в Мариуполь приехали журналисты. В очередной тур. Семён с двумя штурмовиками всю поездку охранял их. Добрались до «Азовстали». Москвичи разбрелись по квадрату. Семён следил, чтобы никто не выходил за «флажки», — хотя все вокруг казалось мирным, где угодно могли оказаться неразорвавшиеся мины, и журналистам велели никуда не ходить.

И вдруг прогремел взрыв. Совсем не сильный, почти неслышный на фоне громыхания снарядов, достающих азовцев в подземельях ахметовского завода. Скорее всего, это была эфка[6]. Из подъезда дома, находящегося буквально в десяти метрах, повалил дым, столбом поднималась пыль. Семён забежал туда и оцепенел. Красивая журналистка лежала вся в крови, вывернута грудь, из плеч торчат обломки деревянного ящика. Рядом — скрюченное, без рук, тело старой женщины и половина котенка. Как рассказывали потом очевидцы, бабушка попросила журналистку помочь достать котенка из-под тяжелого стального листа, накрывавшего ящик. Девушка без единого сомнения кинулась помогать. Зашли в подъезд, видимо, старушка взялась за лист, журналистка потянула вместе с ней. Взрыв и моментальная смерть.

Семён, видевший в своей жизни сотни смертей, содрогнулся. Но не от самого факта гибели, а от осознания: как же нужно ненавидеть весь мир, чтобы, находясь, как говорится, одной ногой в аду, пойти на такое! Это давало Семёну пищу для серьезных размышлений о том, во что безвозвратно превратились украинцы под влиянием западных политтехнологий, которые он хорошо знал по прошлой работе.

* * *

На улице загудел ветер, послышался стук первых капель дождя. Прошло несколько минут, и прямо в комнату, в заранее приспособленную бочку пролился шумный ручей воды.

Семён вдруг понял, что это его шанс незаметно попасть в катакомбы.

— Мать, а ты как ходишь в подвал — тот, где танк? Есть у тебя какая-нибудь накидка? — Семён с надеждой посмотрел на бабушку.

— Конечно! Вон там в сенях — кусок брезента. Накинула его да пошла.

— А ну, пойдем быстро! — Семён помог бабушке подняться. Она показала ему накидку. Он еще раз заглянул в ее «карту». Надел рюкзак, сверху накинул брезент.

— Так, мать… Где твоя клюка? Ну палка, с которой ты ходишь?

— Так вон она, у стены! Бери!

Семён сжался под брезентом, визуально сильно уменьшившись в размерах, и, опираясь на клюку, сделал два шага — как и бабушка, прихрамывая на правую ногу.

— Ну как, похож? — улыбнулся он.

Он только сейчас увидел за ее спиной, в углу еле заметный огонек лампадки и лик на иконе. Чей, понять было невозможно. «Да это и неважно, — подумал Семён. — И благословение от комбата сейчас не помешало бы!»

— Мать, благослови! — вырвалось вдруг у Семёна.

Старушка подошла к Семёну и перекрестила его. Неожиданно стало очень тепло на душе. Семён вспомнил детство, собственную бабушку, маму, запах лета и много солнечного света, льющегося в кухню, где все сидели и ждали, когда он проснется.

Семён повернулся к выходу, снова съежился и пошел сквозь проливной дождь по белым повязкам на столбиках, аккуратно расставленными бабушкой вдоль тонкой тропинки, идущей к танку через минное поле.

Оставалось совсем немного. Дойти до «козырька»… Проникнуть внутрь… Заложить мину… Взвести часовой механизм… Семён прошел метров тридцать, и тут его ослепил луч фонарика, зажегшегося метрах в двадцати от входа в катакомбы.

— Никифоровна, ты? — донесся до Семёна мужской голос. Семён съежился еще больше и махнул в свете фонарика палкой. В этот момент за его спиной в диалог вступила бабушка:

— Ну а кто?! Ты ж крышу не починил. Ливень-то какой!

Семён, не снижая темпа, шел к козырьку. Фонарик погас. Ничего подозрительного больше не происходило.

«Вот это бабуля!» — подумал Семён, оказавшись перед входом в хорошо укрепленный бетоном с торчащей арматурой «домик для танка». Посмотрел в прицел автомата. Вокруг танка, стоявшего на небольшом расстоянии от входа, было тихо. Он залез внутрь, без задержек достал мины и несколько пачек взрывчатки. Все сложил у бочек с соляркой и ящиками с боекомплектом для танка. Вставил детонатор в шашку и взвел часовой механизм. Изначально он планировал взрыв через часик, когда нацики наведут на наши позиции артиллерию, но, подумав, решил сократить время до двадцати минут.

Семён, скукоженный, прихрамывая и все так же опираясь на клюку, возвращался к дому. Вслед ему никто не посветил. Проливной дождь лил так, что даже под ногами ничего не было видно. За несколько шагов до двери Семён остановился. Оглянулся. На позициях морпехов было тихо. Никакого движения. Видимо, и дозорный ушел отмечать день рождения зама бригады Вольфа.

Семён вошел в дом, повернулся к вешалке и повесил накидку на место. Снял с себя бронежилет и шлем. Надел их на бабушку. От неожиданной тяжести она аж присела.

— Ой, как же я пойду, сынок? Это же как тяжело-то!

Семён поднял автомат и начал искать кота.

— Мать, где твой кот? Скорее!

— Ой, он, наверное, от дождя спрятался где-то в сарае. Он туда любит ходить за мышами. Там куры у меня.

— Ладно, — Семён обхватил бабушку правой рукой, сгреб в охапку и выбежал с ней на улицу, закрывая собой от возможного выстрела снайпера.

Дождь заканчивался. Заканчивалась и дистанция до позиции. Как в замедленном кино, Семён преодолевал эти последние метры — до момента, как бабушка будет спасена. О своей жизни он в эти минуты не думал.

В окнах уже были видны фигуры его товарищей. Он впервые со стороны увидел, как грозно выглядит позиция родного батальона. Сотня с лишним стволов нацелена на нацистских морпехов. Пулеметы, минометы, гранатометы… Казалось, что сорвать с цепи огненный шквал может любая случайность.

Осталось всего два шага, когда взрывная волна приподняла Семёна и бабушку, как пушинки подбросив их вверх и в сторону — в направлении деревянного забора, отходящего от угла дома, служившего укреплением для наших. Взрыв был такой силы, что волной разбило стекла, вырвало куски бетона и деревьев, и все это вместе снесло мешки с песком из оборудованных ими бойниц.

Но это была только первая волна. Взорвался склад с вооружением, расположенный за танком в катакомбах морпехов. Пыль полностью закрыла обзор, через ночную улицу не стало видно позиций боевиков. Спустя минуту в