о чудо! завёрнутый в серую тряпку кусок пергамента. Нетвёрдый почерк сына он хорошо знал и с облегчением прочитал эти несколько строк, всё прижимая и прижимая ладонь к груди, где находил под складками одежды свой нательный серебряный крест. (Чуть позже он обнаружит на коже кровавый след, как раз под этим, драгоценным для него, атрибутом веры). Вот, что писал им Франческо: «Милая матушка, дорогой отец! Это послание передаст вам наш слуга Филиппо, верьте всему, что он вам расскажет. Сообщаю вам, что я пленник синьора Кальвани и он разрешил мне написать это небольшое письмо. Война для меня, слава Богу, закончена. Семья Кальвани предлагает вам заплатить за мою свободу некоторую сумму, которую вам назовёт Филиппо, а подтвердит Микеле. Он человек синьора Кальвани. Деньги немалые, и я смиренно прошу у вас прощенья. Надеюсь скоро увидеть и обнять всех вас дома. Сообщите родителям моего друга, рыжего Паскуале, чтобы молились за своего сына, он жив, но весь изранен и страдает, а Марко Локателли убит и погребён, и Амос, его приятель, тоже. С любовью, ваш сын Франческо.» Воцарилось молчание, было слышно как тяжело дышит Филиппо и потрескивают догорающие свечи. Пьетро поднялся: — Всем спать, скоро рассвет. Пойдем, жена! Наш сын живой… Впервые за долгое время Пьетро Бернардоне спал спокойно, но сон, который ему приснился, был и короток и странен. Привиделось, будто он молодой и идёт по зелёному полю вместе с маленьким сыном. Какая-то птица поёт в густой листве дерева и город видится вдалеке, и зовёт оттуда их к себе Джованна. Знает Пьетро, что это его жена, только издалека выглядит она как-то необычно — и волосы не тёмные, а золотистые убраны иначе, и это синее одеяние, какого у неё не было никогда… А Франческо, наоборот, машет матери ручкой и зовёт ее, и стремится к ней, и называет её почему-то совсем другим именем. Смеётся счастливо и кричит, чтобы она услышала: «Мария! Мария!»

На следующее утро, проснувшись необычно поздно, Бернардоне не стал сразу подниматься с постели. Сновидение глубоко взволновало его — он всегда придавал большое значение таким вещам. Этот сон был такой необычный и яркий, и ведь как запомнился хорошо! Пьетро спокойно лежал, разглядывая низкие каменные своды их спальни. События последних часов сильно поколебали его устоявшуюся, невесёлую жизнь. Сил за эти месяцы убыло много, но надежд вдруг прибавилось. Забытое чувство радости упорно пробивалось через запреты, посеянные войной, через страхи, сомнения и приобретенную привычку к страданию. Глубоко вздохнув, он повернул голову чтобы посмотреть на жену и увидел, что та тоже не спит, тоже смотрит в потолок и, казалось, думает о чём — то похожем. А может быть, ей тоже что-то приснилось этой ночью? Пьетро уткнулся лицом в плечо жены и вдруг оказалось, что он прекрасно помнит это её тепло и запах тела. Ах, Пика, Пика… Всё стало вдруг понятно — далёкий Франческо зажёг свою свечу, чтобы они смогли снова увидеть друг друга. Сын скоро вернётся — жизнь вновь обретала свой, прежде незаметный, смысл. Пьетро быстро оделся и спустился во двор, где его уже давно ждали. Филиппо и Микеле поднялись с земли, а перуджинец при этом учтиво поклонился. Соблюдая приличия, Бернардоне тоже склонил голову в приветствии и жестом пригласил их следовать за собой. В той самой комнате, где обычно обедала его семья, сейчас сидели на скамье его слуга и неизвестный гость, принесший такую важную весть. Филиппо никогда здесь не был, хотя служил в этом доме немало лет. Он смотрел в пол и чувствовал себя очень неуверенно, чего нельзя было сказать о Микеле. Тот спокойно осмотрелся и остановил взгляд на хозяине. — Синьор Бернардоне, — у этого небольшого роста человека и голос был негромкий — благодарю Вас за хлеб и кров. Всё получилось так, как и говорил Ваш сын Джованни. Микеле — это моё настоящее имя и я племянник синьора Кальвани. (Бернардоне удивлённо поднял брови). Не удивляйтесь этому, я сам вызвался исполнить это нелёгкое дело. И тому, видит Бог, были причины. Я много времени провёл в беседах с Вашим сыном. Не могу сказать, что мы подружились, но пережитое на войне сделало нас немного ближе. Мы смогли оценить благородство души Джованни ди Бернардоне и семья Кальвани предлагает Вам купить ему свободу. Цена велика, но я порадую Вас тем, что у Джованни (хотя он и не вполне здоров) нет ни единой царапины. Филиппо подтвердит. Ведь это правда, Филиппо?

Каждое упоминание имени сына звучало колокольчиком в ушах его отца. Последние несколько часов принесли ему столько радости и облегчения, сколько не приносило даже причастие. Иногда его мысли путались, и он с трудом понимал гостя. Племянник синьора Кальвани? Тем лучше. Большая сумма? Тем надёжнее. В этом новом мире, где его Франческо был жив, всё казалось правильным и прекрасным. Впереди было только хорошее, и уже через три дня Филиппо и Микеле, отдохнувшие, одетые более чем скромно, с рассветом покинули дом на улице Синих Птах. Накануне Пьетро вручил Микеле небольшой кожаный мешочек в котором мирно спали золотые флорины. Сейчас эти деньги были надёжно спрятаны у перуджинца под одеждой, а за поясом у Филиппо, скрытый грубым плащом, бодрствовал нож. Нищих они уже не напоминали, скорее — паломников, каких весьма уважали даже, пребывающие в тяжких трудах, крестьяне, особенно если эти пилигримы не просили еды и вели себя скромно по части призывов к покаянию. Никому ведь неохота слышать о себе нелестные слова, даже сказанные во славу Божию. Итак, Бернардоне проводил, поклонившихся ему у порога, двух таких разных молодых людей и запер за ними тяжёлую дверь. В окне на втором этаже были приоткрыты ставни — Джованна смотрела вслед уходящим, пока они не скрылись за поворотом. Наступающий день был прекрасен.

Полгода спустя, казалось, ничто уже не напоминало в семье Бернардоне о военных потрясениях. Отшумели праздничные застолья первых, после возвращения Франческо, счастливых дней. Джованна всем тихо улыбалась, а падре Паоло с удивлением находил в её лице нечто таинственное, хоть икону с неё пиши. Она часто навещала одну женщину, едва ей прежде знакомую, мать того самого Паскуале, о котором писал Франческо. Домой она возвращалась с красными от слёз глазами и сразу же шла к дочерям. Сына она видела редко, он снова пропадал в гостях у приятелей. Пьетро же, возвращаясь вечерами после своих деловых встреч, слонялся без всякой цели по дому — дело привычное и совершенно