Приблизительно через минуту ее заставят выйти на импровизированную сцену и перед не менее чем восьмьюдесятью членами сливок лондонского общества сесть за фортепьяно и сыграть.

Некоторым утешением был тот факт, что кроме нее на сцене будут еще три молодые женщины, участницы пресловутого квартета Смайт-Смитов. Все играли на струнных инструментах и тоже должны были выступать перед публикой. Энн, по крайней мере, может сосредоточиться на клавишах слоновой кости и не поднимать головы. Если повезет, мысли публики будут слишком заняты тем, насколько ужасна какофония, несущаяся со сцены, чтобы обратить внимание на темноволосую женщину, вынужденную в последнюю минуту заменить пианистку, которая, судя по словам матери (объявившей всем, кто пожелал слушать), опасно… нет, катастрофически больна.

Энн ни на минуту не поверила, что леди Сара Плейнсуорт нездорова, но что тут можно поделать? Тем более если она хочет сохранить должность гувернантки трех младших сестер леди Сары.

Но леди Сара убедила в своей болезни мать, которая решила, что концерт нужно дать обязательно. Поэтому после удивительно подробного рассказа о семнадцатилетней истории квартета Смайт-Смитов почтенная леди объявила, что Энн займет место ее дочери.

– Вы однажды упоминали, что играли отрывки первого фортепьянного квартета Моцарта, – заметила леди Плейнсуорт.

Теперь Энн глубоко об этом сожалела.

По-видимому, то обстоятельство, что Энн не играла этот квартет уже лет восемь и что она никогда не играла его целиком, не имеет ни малейшего значения. Леди Плейнсуорт не терпела возражений, так что Энн отвезли в дом ее невестки, где должен был состояться концерт, и дали восемь часов попрактиковаться.

Совершеннейший абсурд.

Крохотным утешением было одно: остальные музыканты играли так плохо, что ошибки Энн будут едва заметны. Впрочем, единственной ее целью на этот вечер было стремление остаться незаметной. Она действительно этого не хотела. Быть замеченной. По ряду причин.

– Почти пора, – взволнованно прошептала Дейзи Смайт-Смит.

Энн слегка улыбнулась. Дейзи, похоже, не понимала, как кошмарно играет.

– Я просто счастлива, – раздался угрюмый голос Айрис, сестры Дейзи, которая понимала, как ужасен их квартет.

– Брось, – отмахнулась леди Хонория Смайт-Смит, их кузина. – Все будет великолепно. Мы семья!

– Только не она, – фыркнула Дейзи, кивнув в сторону Энн.

– На сегодня она родственница, – возразила Хонория. – Еще раз спасибо, мисс Уинтер. Вы просто нас спасли.

Энн пробормотала что-то бессмысленное, поскольку не могла заставить себя сказать, что все в порядке и не стоит беспокойства или что она очень рада. Ей нравилась леди Хонория. В отличие от Дейзи, она тоже понимала, как отвратительно звучит квартет, но в противоположность Айрис хотела выступать. «Потому что нужно поддерживать репутацию семьи», – настаивала она.

Семья и традиции. До них в квартете играли семнадцать составов дам Смайт-Смитов, и если Хонория настоит на своем, еще семнадцать составов пойдут по их стопам. Так что не важно, как звучит музыка.

– Еще как важно, – буркнула Айрис.

Хонория легонько ткнула кузину смычком.

– Семья и традиции, – напомнила она. – Вот что важно!

Семья и традиции. Энн не возражала бы иметь и то и другое. Хотя это выступление не слишком ее радовало.

– Видишь что-то? – спросила Дейзи, которая прыгала с ноги на ногу, как суматошная сорока. Энн уже пришлось дважды отступить, чтобы уберечь пальцы.

Хонория, стоявшая ближе к месту, от которого они должны были войти, кивнула.

– Есть несколько пустых мест, но немного.

Айрис застонала.

– И так каждый год? – не выдержала Энн.

– Как именно? – переспросила Хонория.

– Ну… э…

Существуют вещи, которых просто не говорят племянницам своей хозяйки. Например, никто не комментирует отсутствие музыкальных способностей у других леди. Нельзя интересоваться вслух, действительно ли концерты всегда так ужасны или только в этом году. И уж определенно не стоит спрашивать, почему, если концерты так отвратительны, люди продолжают приходить.

В этот момент из боковой двери выскочила пятнадцатилетняя Харриет Плейнсуорт.

– Мисс Уинтер! – Энн повернулась, но прежде чем успела что-то сказать, Харриет объявила: – Я буду переворачивать вам страницы.

– Спасибо, Харриет, это мне очень поможет.

Харриет широко улыбнулась Дейзи, которая ответила презрительным взглядом.

Энн отвернулась, чтобы никто не увидел, как она закатила глаза. Эти двое никогда не ладили. Дейзи все воспринимала слишком всерьез, и Харриет на ее фоне казалась беспечной.

– Пора! – объявила Хонория.

Они вышли на сцену и после короткого вступления начали играть.

А Энн начала молиться.

Господи, она в жизни не трудилась так усердно! Пальцы бегали по клавишам в отчаянной попытке успеть за Дейзи, игравшей на скрипке так, словно игра была на скорость.

«Это абсурд, абсурд, абсурд», – нараспев повторяла Энн про себя. Как ни странно, единственный способ выдержать все это – продолжать говорить с собой. Вещь Моцарта была невозможно трудной даже для виртуозов.

«Абсурдно, абсурдно… ой! До!»

Энн вытянула правый мизинец и едва успела вовремя нажать на клавишу. То есть не совсем вовремя: на две секунды позже, чем полагалось.

Она бросила быстрый взгляд в публику. Женщина в первом ряду выглядела совсем больной.

«За работу, за работу…»

О господи, сфальшивила. Не важно. Никто не заметит. Даже Дейзи.

Она играла и играла, почти гадая, сумеет ли дойти до конца. Впрочем, если и не дойдет, от этого музыка намного хуже не станет. Дейзи буквально пролетала свою партию, при этом сила звука менялась от громкой до чрезвычайно громкой. Хонория упорно шла вперед, и ноты казались тяжелой поступью, а Айрис…

Айрис, как ни странно, была хороша. Впрочем, какая разница?

Энн вздохнула, разминая пальцы во время короткой паузы в партии фортепьяно. Потом снова положила их на клавиши и…

«Переверни страницу, Харриет. Переверни страницу, Харриет».

– Переверни страницу, Харриет! – прошипела она.

Харриет перевернула страницу.

Энн взяла первый аккорд и поняла, что Айрис и Хонория ушли на два такта вперед. Дейзи была… ладно, она понятия не имела, где сейчас Дейзи.

Энн поспешно пропустила несколько нот, надеясь догнать остальных. Если что-то пойдет не так, отстанет совсем ненамного.

– Вы кое-что пропустили, – прошептала Харриет.

– Не важно.