Он продолжал курить, выпуская клубы дыма. Один, другой, третий. Я невозмутимо ждал.

— У вас с вашей фирмой... все в порядке?

— Вполне. Просто мне надоела бумажная работа. Причем надоела с самого первого дня.

— А как насчет ваших выступлений на скачках?

— В моем распоряжении были субботы. Кроме того, я разбивал свой трехнедельный отпуск. Они с пониманием относились к этому, и я всегда мог получить дополнительные выходные.

— Учитывая специализацию фирмы, они поступали разумно. — Ярдман рассеянно стряхивал пепел в чернильницу. — А теперь вы собираетесь бросить скачки?

— Нет.

— Могут ли ваши скаковые связи способствовать работе нашей фирмы?

— Я постараюсь, — пообещал я.

Он отвернулся и посмотрел в окно. Уровень воды в Темзе сильно понизился. На том берегу в сумерках рыжие краны походили на игрушки из детского конструктора. Тогда я никак не мог взять в толк, какие расчеты крутились в сообразительной голове Ярдмана, хотя теперь я нередко вспоминаю эти мгновения...

— По-моему, вы поступаете неразумно. Эх, молодость, молодость, — проговорил он и нацелил свой нос-клюв в мою сторону. Он пристально посмотрел на меня зеленоватыми, глубоко посаженными глазами, а потом сообщил, что получал Питерс: пятнадцать фунтов плюс три фунта на расходы за каждую поездку. Ярдман был уверен, что это заставит меня переменить решение. Так оно чуть было и не случилось.

— Сколько таких поездок выходит за неделю? — спросил я.

— Все зависит от времени года. Да вы и сами знаете. После продажи годовичков — три, во Францию — даже четыре. Иногда две. Иногда вообще никаких поездок.

— Так что, берете меня? — спросил я.

Его губы искривились — потом я понял, что это называется иронической усмешкой.

— Можете попробовать, — сказал он. — Если вам, конечно, понравится.

Работа состоит из того, что ты в нее вкладываешь. Три недели спустя, после Рождества, я летел в Буэнос-Айрес с двенадцатью годовичками: четыре от «Старой Англии» и восемь от других фирм. Все они были доставлены в пять часов холодным утром в аэропорт Гатвик. Серл организовал их доставку и заказал документы в транспортной компании. Когда их выгрузили из специальных автофургонов, они перешли под мое начало. Я проследил, чтобы их погрузили в самолет, оформил документы на таможне и отправился в Латинскую Америку. Со мной летели также двое конюхов, которым очень не понравилось, что место Питерса получил я. Каждый из них очень надеялся на повышение, и с точки зрения человеческих отношений эта командировка оказалась полным провалом. В остальном все прошло без осложнений. Мы прилетели в Аргентину с четырехчасовым опозданием, и машины новых хозяев уже ждали свой груз. Я опять выполнил все таможенные процедуры и проследил, чтобы каждый из пяти новых владельцев получил то, что заказывал, а также все необходимые сертификаты в придачу. На следующий день в самолет загрузили пушной товар, и в пятницу я снова был в Гатвике.

В субботу я один раз упал с лошади и один раз выиграл скачку в Сандауне. Воскресенье я провел как обычно, а в понедельник вылетел в Германию с цирковыми пони. Через две недели я валился с ног от усталости, но через месяц привык. Я приспособился к долгим перелетам, к нерегулярному питанию, к бесконечным чашкам кофе, ко сну в сидячем положении на брикетах сена на высоте десять тысяч футов. Оба конюха, Тимми и Конкер, немного поворчав, взяли себя в руки, и мы в конце концов составили неплохую, немногословную, дельную команду.

Моя семья, разумеется, пришла в ужас от моей новой работы и делала все, чтобы заставить меня отказаться от нее. Сестра взяла назад вполне заслуженные упреки, отец был убежден, что титул графа достанется кузену, ведь аэропланы — такие противоестественные и опасные устройства, а мать была в истерике от того, что подумают знакомые.

— Это же работа поденщика, — причитала она.

— Не место красит человека, а человек место, — отвечал я.

— Но что скажут Филлихои?

— А не все ли равно?

— Эта работа не для тебя, — говорила мать, заламывая руки.

— Она меня вполне устраивает. Стало быть, это работа для меня.

— Ты прекрасно понимаешь, что я имела в виду совсем другое!

— Я прекрасно понимаю, что ты имеешь в виду, мама, и я с тобой не могу согласиться. Человек должен делать то, что ему нравится. Это главное. И совершенно неважно, как на это смотрят окружающие.

— Очень даже важно! — воскликнула она в полном отчаянии.

— Я терпел целых шесть лет, но терпению моему настал предел. И мир меняется. Кто знает, вдруг то, чем я занимаюсь, станет через год самой модной профессией. Стоит мне зазеваться, и половина моих знакомых попытается перехватить эту работу. Так или иначе, мне эта работа нравится, вот и все.

Но убедить мать было невозможно, и она могла смотреть в глаза своим знакомым, лишь делая вид, что ее сын поступил в эту контору, чтобы лучше узнать жизнь, и вообще все это было просто шуткой.

Саймон Серл тоже поначалу отнесся к этому как к шутке.

— Ты у нас не задержишься, Генри, — доверительно говорил он. — Ты как-то плохо сочетаешься с навозом. Я имею в виду твои темные костюмы с белоснежными рубашками. Одна такая командировочка — и все!

Ровно через месяц, в пятницу, я зашел к Ярдману за конвертом с жалованьем, и мы отправились с Серлом в его любимую пивную, где были цветные витражи и спертый воздух. Он грузно опустился на табуретку у бара и заказал пинту. Я заплатил и заказал полпинты себе. Саймон осушил чуть ли не всю кружку одним мастерским глотком. Слизнув языком с верхней губы остатки пены, он поинтересовался:

— Ну, как кочевая жизнь?

— Нравится, — с улыбкой отозвался я.

— Я уверен, — сказал он, дружески улыбаясь, — что ты еще не наломал дров.

— Спасибо, — отозвался я.

— Впрочем, поскольку я делаю всю черновую работу, у тебя и впрямь все должно идти нормально.

— Так и есть, — согласился я.

Саймон и правда был отличным организатором. Именно по этой причине «Англия» чаще предпочитала иметь дело с фирмой Ярдмана, а не с агентством Кларксона, гораздо более солидной организацией. Все, что делал Саймон, отличалось простотой и надежностью, и он всегда находил время проверить, правильно ли его поняли. Агенты, владельцы лошадей, представители авиакомпаний прекрасно знали, как обстоят дела и что они должны делать. Я никогда не встречал столь надежного делового партнера, как Саймон. Я и сам отличался пунктуальностью и потому восхищался его работой как настоящим творчеством.

Он уставился на меня с явным удивлением и спросил:

— Неужели ты и в командировки отправляешься в таком виде?

— В общем-то да.