Все эти и другие навыки пригодились Пржевальскому дальнейшем в путешествиях, где необходимо было «выживать».

Постоянное нахождение на природе положительно сказалось на характере будущего учёного путешественника и привило ему особое к ней отношение. Об этом авторитетно заметил крупнейший русский географ, многолетний руководитель ИРГО П. П. Семенов-Тян-Шанский:

«Всему высокому, всему прекрасному научился богато одарённый юноша в лоне матери-природы; ее непосредственному влиянию обязан он и нравственной чистотой, и детской простотой своей прекрасной души, и тонкой наблюдательностью своего ума, и своею неутомимой силою и энергией в борьбе с физическими и духовными препятствиями, и замечательным здоровьем души и тела, и беспредельной своею преданностью науке и отечеству. В течение всей дальнейшей своей жизни Н. М. Пржевальский не разорвал связи с своею Смоленской родиной, с тем дорогим ему уголком земли, где прошло его беззаботное детство, где природа в юношеские его годы выработала из него, почти без посторонней помощи, все то, что сделало его одним из самых выдающихся деятелей своего времени и своего Отечества»[26]

Когда Николай Пржевальский учился в шестом классе, началась Крымская война.

Глава II. Начало военной службы. Учёба в Академии. Служба после Академии

«Вообще розог немало мне досталось в ранней юности, потому что я был препорядочный сорванец, так что бывшие в гостях деревенские соседи обыкновенно советовали моей матери отправить меня, со временем, на Кавказ, на службу».

(Н. М. Пржевальский. Автобиография. Журнал «Русская Старина» изд. 1888 г. № 11, с. 530)

Выбор пути

В ранней молодости Коля Пржевальский прочитал лубочную книгу «Воин без страха», которая попала ему случайно из короба офени-коробейника и произвела на него сильное впечатление, чем решила его судьбу. Эта книга показала, что, только следуя описанному в ней примеру можно сделаться добродетельным.

Овеянный романтикой, мальчик её так полюбил, что носил её всегда вместе с учебниками. Николай решился поступить на военную службу, оставив мысли об университете и, поэтому он по собственному заявлению был освобождён в гимназии от изучения латыни[27].

Будучи шестнадцатилетним подростком, он окончил курс Смоленской гимназии с правом на первый гражданский чин, что соответствовало медали[28], и выпустился в 1855 году, когда новости о героической защите Севастополя не сходили с первых полос газет и вызывали восхищение у всей России. Николай рвался на войну.

Однако жизненные обстоятельства сложились так, что пришлось ждать до сентября, когда мать смогла отвезти его и брата Владимира в Москву, для определения одного в университет, а другого – на военную службу.

В ожидании назначенного срока отъезда, Николай Михайлович проводил целые дни на охоте, и впоследствии называл это время нескончаемым рядом удовольствий и счастливейшим периодом все его жизни. Умение стрелять с детства не раз спасало его в жизни от неминуемой гибели. Умение скрытно ходить по лесу, быть чутким к каждому шороху, делало его хорошим, а преодолевать на любой местности в день десятки вёрст закалило его физически, подготовило к предстоящим трудностям и испытаниям судьбы, как путешественника[29]

Военная служба в звании вольноопределяющегося

Год 1855

Наступил день долгожданного отъезда на военную службу. Но, когда пришло время отбыть, он вдруг почувствовал тоску, и неизвестное будущее его взволновало. 4 сентября 1855 года он покинул родное Отрадное, чтобы быть принятым в полк вольноопределяющимся[30] и 11 сентября юный Николай Пржевальский поступил унтер-офицером[31] в Сводно-запасный Рязанский пехотный полк 18 сводной дивизии. Полк в то время дислоцировался в Тульской губернии деревне Литвиново, Белёвского уезда. Пржевальский вспоминает: «Молодые и старые одинаково ничего не делали, служба велась очень плохо; полковой командир был такой, что подчинённые, проходя мимо его дома, должны были шапки снимать».

Спустя несколько дней, полк выступил в поход. При первом же переходе, товарищи по службе украли где-то сапоги и тут же их пропили. Этот и другие подобные случаи нанесли молодому юноше первую моральную травму, и он начал терять интерес к строевой военной службе. Впервые у него возникла мысль, и желание во что бы то ни стало выйти из этого порочного окружения. После 12-дневного перехода (около 140 км) полк прибыл в Калугу. Молодой унтер-офицер за это время впервые испытал все тяготы и невзгоды походной жизни, делая в день иногда и по 30 вёрст пешком и питаясь самой простой пищей, – чем не закалка для будущих многотысячных переходов?

Одиночество и жизнь среди не симпатичного ему общества заставили Николая вспоминать о семье, и он поддерживал постоянную переписку с матерью, в которой сообщал обо всех нюансах полковой жизни.

«Кормили нас такими кушаньями, – писал он в первом письме матери, давали щи, цветом они были похожи на самые грязные помои, да и вкусом-то немного отличались от помой; но с голодухи нам и такие щи были хороши; на некоторых станциях я покупал себе молоко и яйца; но иные деревни были так хороши, что нельзя было достать и этого, и тогда я должен был довольствоваться только этими щами».

Из Калуги полк двинулся в г. Белев Тульской губернии (около 100 км), где все юнкера и вольноопределяющиеся были собраны в городе и из них составлена особая юнкерская команда. Пржевальскому отвели «квартиру» в кухне, в которой, по его словам, в декабре месяце было так холодно, что даже и в то время, когда топилась печь, было 5 градусов мороза. Единственным спасением были полати[32], на которые забирались все, желавшие отогреться.

Ежедневно от 10 часов утра до часу пополудни юнкера должны были собираться в «манеже» на строевые занятия. «Манеж» представлял собой длинный погреб, выкопанный в земле и настолько тёмный, что на расстоянии 20 шагов с трудом можно было различить человека. Сюда сходились юнкера в самых разнообразных костюмах: кто без сапог, кто в изорванном халате, а кто и в сюртуке без рукавов. Это был, можно сказать, сброд порочных людей, картёжников и пьяниц, занимавшихся кражей вещей и «пропиванием» их в кабаке. Ротные командиры заставляли пить водку.

Николай писал матери: «Видя себя между такими сотоварищами, невольно вспомнишь слова, что я буду алмаз, но в куче навоза». «Служба в полку велась очень плохо, никто и ничего не делал. На юнкеров не обращали внимания, но с солдатами обращались жестоко. Офицеры вели жизнь разгульную и проводили время среди карт и пьянства. Поступившему в полк новичку трудно было не поддаться общему течению, но если ему это удавалось, то он заслуживал общее уважение среди товарищей-пьяниц».

Та армейская обстановка не особенно нравилась молодому и энергичному вольноопределяющемуся.