Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С наступлением лета, когда обучающиеся офицеры посылаются на топографическую съёмку, Пржевальский попал в Боровичский уезд[68]. Вместо проведения практических занятий по съёмке местности он постоянно охотился, а когда подошло время возвращаться, он выполнил задание быстро и не качественно. В итоге, съёмка, выполненная им, оказалась плохой. Ему поставили 4 балла, (при 12-и бальной системе) и он оказался на грани отчисления из академии так, что едва не пришлось возвратиться в полк, и только благодаря блестящим устным ответам по геодезии и по другим предметам, он исправил свои недочёты и остался в академии.
Лагерь русских солдат в Польше незадолго до восстания
Желая получить реванш за упущение в специальных военных науках, к которым его не влекло, Николай Михайлович при переходе на 2 курс взял темой для своего сочинения аналитический отчёт: «Военно-статистическое обозрение Приамурского края», и вскоре написал его вполне удовлетворительно, хотя работа была компилятивной. Как писал он: «Источников было много – тогда вышли в свет сочинения Маака и другие» (имеется в виду: Максимовича, Шмидта, Будищева, Невельского прим. моё).[69].
Испытанием для русской армии стал польский мятеж. Правительство, как и значительная часть русского общества, до 1863 года думали, что административная автономия, с довольно либеральными административными учреждениями, не только «заслужена» четверть вековыми страданиями поляков, но и «достаточна» для того, чтобы сделать их счастливыми, не делая опасными для России. Это была наивная ошибка, основанная на слабом знакомстве с законами истории, а такого знакомства при Николае русским людям приобрести было неоткуда[70].
Вернувшиеся к тому времени из ссылки и каторги повстанцы 1830–1831 годов принялись за конспиративную работу, имея твёрдую уверенность в том, что восстание в Польше против России будет немедленно поддержано вооружённым вмешательством Франции, Англии и Австрии.
Но не только подготовкой вооружённых сил были заняты вожаки восстания. Был открыт сильный «низовой террор». Убивали русских солдат, чиновников, куда больше гибло при этом мирных поляков – случайных жертв террористов. За четыре года до начала восстания было совершено свыше 5.000 убийств. На съезде польских заговорщиков «Rząd Narodowy»[71] в декабре 1862 года было решено перейти к решительным действиям. Назначенный на январь рекрутский набор должен был послужить началом восстания. И 10 января 1863 года оно вспыхнуло повсеместно.
«Войска, расквартированные по всему пространству Царства Польского мелкими частями, беззаботно покоились сном праведных, когда ровно в полночь с 10 на 11 января колокольный звон во всех городках и селениях подал сигнал к нападению. Застигнутые врасплох солдаты и офицеры были умерщвляемы бесчеловечным образом»[72].
Русское правительство решило несколько сбавить накал напряжения и объявило амнистию участникам восстания. Информация об амнистии была опубликована в Варшаве в воскресенье 12 апреля в специальном дополнении к газете «Dziennik Powszechni».
Правда амнистия не распространялась на преступления, совершенные во время борьбы в партизанских отрядах, не затрагивала осуждённых, сосланных и поддерживающих повстанческие действия, предполагала сравнительно длительный период – месяц, то есть до 13 мая повстанцы могли ею воспользоваться.
В мае 1863 года, всем офицерам старшего курса в академии было предложено что, если «кто из них желает, не ездивши на топографическую съёмку, отправиться в Польшу, тот будет выпущен из академии на льготных основаниях без экзаменов, но с правами второго разряда»[73].
Н. М. Пржевальский с коллегами по Академии. 25 мая 1863 года
В числе первых, желающих был и Николай Михайлович Пржевальский, решившийся возвратиться в свой родной полк, отправляющийся в Польшу для подавления беспорядков мятежников. В итоге: 26 офицеров старшего класса Академии были выпущены весною 30 мая 1863 г. без экзамена, а остальные 32 осенью, при обыкновенных условиях. Учась в Академии, Н. М. Пржевальский подружился с польским дворянином однокурсником Аркадием Беневским.
Они были друзья, «неразлучные в охотничьих похождениях», часто мечтали посвятить свою жизнь далёким путешествиям. Вспоминая былые годы и юношеские грёзы, Беневский восхищался своим другом, тонко чувствующим природу:
«Ваше письмо, как и Ваше присутствие, имеет что-то такое, что будит душу, требует оглядки. Помню, как хорошо Вы умеете и умели делиться Вашей любовью к прекрасному „Божьему миру“»[74].
Чтобы уйти от той умственной и нравственной неудовлетворённости, от которой он начал страдать с самого начала своей военной службы, Пржевальский стал искать, прежде всего, в изучении природы. Передвигаясь вместе со своим полком, он собирал гербарий растений тех местностей, в которых он бывал. Все свободное от службы время он бродил с ружьём по болотам или собирал травы[75]
Николай Михайлович, к тому времени, вынашивающий планы стать исследователем-путешественником, делился с ним, что хочет продолжить образование в большом городе, представляющем собой солидный научный центр, имеющий хорошую библиотеку. Поэтому он сразу же согласился на службу в Польше и выпустился без экзамена по 2 разряду.
Его друг – А. С. Беневский, решивший посвятить свою жизнь чисто военной службе, остался учиться дальше, и закончил учёбу осенью 1864 года, с выпуском по 1 разряду и назначением в штаб Киевского округа.
Возвращение в родной полк
Год 1863
5 июня 1863 года Н. М. Пржевальский, получив звание поручик, прибыл из Академии в 28 Полоцкий полк – 17 июня 1863 г. Здесь его приказом командира от 18 июня 1863 года назначили исполняющим дела (и.д.) полкового адъютанта[76].
Командир полка Андрей Андреевич Нильсон был сам человек новый, только приступивший к обязанностям командира, и мало знавший своих офицеров. Поэтому он встретил большое затруднение в выборе адъютанта, на место выбывшего, и когда ему доложили, что прибывший из академии в полк офицер желает представиться ему, он с радостью его встретил.
Приятное впечатление первой встречи, и то обстоятельство, что Пржевальский окончил академический курс, побудили полковника Нильсона предложить ему место полкового адъютанта[77]. Почти с первого дня прибытия в часть, приняв эту должность, Николай Михайлович встретил искреннее радушие прежних товарищей по службе, и скоро заслужил общее уважение и любовь среди офицерского состава. При полной самостоятельности характера, устранения себя от всяких групповых интриг и при выдающихся способностях, он легко стал во главе офицерского коллектива, а также стал его неформальным руководителем. Полкового адъютанта уважали и прислушивались