Музей охранялся комендантской ротой, специально откомандированной из Берлина по личному приказу маршала. Из сообщений из Дрездена, которые отправлял командир роты, следовало, что музей охраняется надежно. Вместе с этим советская разведка стала перехватывать сообщения резидентуры иностранных разведок, преимущественно английской МИ-6, что из музея происходит утечка исторических ценностей в миллионы долларов. Обладание такой сокровищницей, как один из крупнейших в Европе музеев — дрезденский Цвингер, равновеликий по своему культурному значению мадридскому Прадо, многого стоило, и, хотя находился он на территории Восточной Германии, любое сообщение в мировой печати о том, что русские грабят музеи и вывозят экспонаты в СССР, могло дорого обойтись советской стороне. Холодная война, по существу, уже началась…

Корсак помнил ту ночь. Группа вошла в музей и «проработала» в нем до позднего вечера. Командир комендантской роты, чей бегающий взгляд сразу не понравился капитану, явно волновался и не оставлял группу ни на минуту. Выяснив, что майор не понимает по-немецки ни слова, Корсак, предъявивший ему документы профессора археологии Макса Эйзеля, ходил с каталогом по музею и, останавливаясь перед картинами, говорил совершенно бессмысленные речи:

— Unser braver Trottel… — переходил к другому и с серьезнейшим видом продолжал: — Zensuriert…[2]

Следом за Корсаком шел старший лейтенант Авдеенко, в штатском костюме и с пенсне на носу. Кивая — он, как и Корсак, прекрасно знал немецкий, — записывал и переводил для майора, стараясь изо всех сил быть похожим на человека, знающего также и русский:

— Каспадин Эйзель говорить, это очень ценный экспонат. Это, der Teufel soll den Kerl buserieren…[3]Простите, не знать, как это по-русски, очень редкий вещь…

Майор тоже кивал и беспрестанно поглядывал на часы, словно рисковал опоздать на свидание.

Улучив момент и обнаружив пролом в стене, через который можно было без особого труда оказаться в подвале музея с улицы, Корсак велел половине своих «профессоров» и половине «охраны» выйти через парадное, по пути сообщив командиру роты, что остальные покинут музей через час.

Майор сходил и проверил. Действительно, вторая половина придурков-«историков» бродила по музею и тихо переговаривалась на неизвестном ему языке, наверное, на немецком.

Корсак тем временем обошел музей снаружи и снова вошел в него, а через час вторая половина его группы, как и было обещано майору, покинула музей и демонстративно удалилась в сторону комендатуры, благо последняя находилась неподалеку.

Не минуло и часа, как музей, вход в который был строго воспрещен даже охране, оживился людскими голосами. Слава хорошо слышал, как майор, идущий по восточному крылу, объяснял кому-то, что это, мол, не его вина, это вина проклятых историков, прибывших с заданием из Восточного Берлина…

Те пятеро, что пришли с майором, оказались не робкого десятка и вынули оружие сразу, едва им было предложено не совершать ошибок, могущих стоить им жизни. Перестрелка длилась не более полуминуты, все пятеро были убиты практически мгновенно.

Будете в Дрездене — обязательно загляните в Цвингер. И спросите у экскурсовода, почему складывается такое впечатление, что посреди картины Рубенса «Цирцея и Овидий» есть отверстие. И вам объяснят, что в картине действительно отверстие. Осталось, мол, со времен войны, когда русские самолеты бомбили Дрезден. Не верьте ни единому слову. Дыра в картине — результат попадания пули, выпущенной из «парабеллума» одного из бандитов и едва не разворотившей Корсаку затылок.

Выполнение задачи оказалось под угрозой срыва. Пятеро «гостей» корчились в агонии, и вряд ли кто из них, даже если бы и хотел этого, мог назвать имя того, по чьему указанию разворовывался музей. Охрана, оставшаяся без командира, не услышала ни звука — кто обратит внимание на пистолетную стрельбу, когда вокруг гремит канонада из сотен залпов артиллерийских орудий?

И тогда Корсак подошел к майору…

Времена не меняются. Одна человеческая жизнь ничего не стоит, если речь идет об интересах нации. Майор попался не из хлипких, но из глупых. Зная о своих перспективах после того, как признается, он держался до последнего. И лишь когда на обеих его руках не осталось ни единого пальца, а с лица стала сползать кожа, он рассказал все.

В ту же ночь был арестован и направлен под конвоем в Москву генерал-интендант по фамилии Пускарев, обеспечивающий действия советских войск на Берлинском направлении. Майор, командир комендантской роты, пропал без вести. Впоследствии он был награжден орденом Красной Звезды (посмертно). Самым трудным при выполнении этого задания для группы Корсака было протащить его обмякшее тело сквозь узкий лаз в подвальной стене.

Интендант на последовавших вслед за арестами допросах показал, что ворованные ценности он направлял военному советнику при посольстве СССР в Германии, который, в свою очередь, распоряжался ими дальше. Единственное, что еще знал генерал, — это факт существования в ожившем от долгой блокады Ленинграде человека по фамилии Антонов. Этот Антонов, по сведениям генерала, был культурным человеком, знающим цену художественным ценностям, он-то и обещал всем счастливую жизнь, билеты на побережье Атлантического океана и документы для беспрепятственного выезда. В лицо Антонова генерал Пускарев не видел ни разу.

Группа сотрудников НКВД выехала по указанному адресу в Ленинграде, однако не нашла ни Антонова, ни ценностей, которые генерал успел вывезти из Дрезденской галереи и передать сообщнику. Более эти картины никто не видел. Ни в одной из частных коллекций, как сотрудники НКВД ни старались, их не обнаружили. Агентура стыдливо прятала глаза, искусствоведы жалобно вздыхали. Оценщики боялись вслух назвать сумму предметов, исчезнувших из Дрезденской галереи.

Генерал Пускарев повесился в камере через два часа после того, как сообщил имя советника посольства.

Сотрудник посольства оказался пешкой в большой игре. Он не смог дать никаких показаний относительно того, кто был следующим звеном между Пускаревым и Антоновым. Он лишь отправлял раритеты дипломатической почтой в СССР. Имя человека, которому уже в Москве передавалась почта (груз, доходивший порой до тридцати-пятидесяти килограммов), атташе не знал.

Проверили. Груз получал генерал Завадский, сотрудник посольства. Но выяснилось, что через сутки после того, как был взят советник посольства в Берлине, и через два часа после того, как был арестован генерал Пускарев, с другим генералом, Завадским, произошла трагическая неприятность. У самого дома в Москве, где он проживал с семьей, его сбил грузовик АМО. Найти истинного виновника смерти генерала Завадского не удалось, поскольку выяснилось — АМО был угнан от хлебозавода на Оленьей улице за полчаса до дорожного происшествия.

Военной разведке СССР оставалось лишь ждать и верить в то, что когда-нибудь, где-нибудь, возможно, развлекаясь со шлюхой в какой-нибудь гостинице, пьяненький клиент признается в том, что несколько лет назад брат его друга, троюродного племянника внука Пети Иванова, продал коллекционеру из Осло картину Рубенса «Охота на кентавров». Одну из тех, что исчезли вместе с именем связующего звена в цепи «Пускарев — … — Антонов». Вот только тогда появится возможность начать операцию, позволяющую такому могущественному ведомству, как военная разведка, разыскать и преступников, и похищенное…