оказались большими профанами в военно-оперативной тактике и работать ему не мешали. Он проживал в городе Риге на постоянной частной своей квартире, по Николаевской улице в доме № 57, и при нем жила его молоденькая гражданская жена, светловолосая красавица Людмила Рихардовна, урожденная Цепа, женщина с высшим образованием — математичка Петроградского университета и довольно опытная дама, как дипломат, тонко разбиравшаяся в причинах движения народных масс и в поведении отдельных лиц, не упуская из виду и преступную работу Временного правительства и Центра, предупреждая своевременно о том и мужа.

И вот 19 августа 1917 года Давид Ильич, всегда аккуратный по службе, поднялся рано утром, тихо оделся и вышел на улицу, быстро направляясь по Столбовой улице в свой штаб Сибирского армейского корпуса, расположенный на Александровской улице в большом шестиэтажном белом доме № 37. Он заведовал всеми оперативными делами корпуса, и ему предстояло исполнить весьма спешные и неотложные дела по перегруппировке войсковых частей, ввиду назревавших серьезных боев на фронте. В среднего роста фигуре молодого генерала штаба полковника Казбегорова, георгиевского кавалера, со спокойным и красивым выражением лица и добрых черных глаз, не было заметно ни усталости, ни волнения. На улице было тепло и душно, как и перед грозою. Ясное маленькое солнышко быстро появилось из-за горизонта, приветствуя его, но скоро стало подыматься по чистому небосклону навстречу, внезапно появившимся тучкам.

— Ну и будет же денек сегодня! — первым заговорил Давид Ильич, войдя в оперативный отдел и обращаясь к коменданту штаба.

— Нужно быть готовым ко всему!..

— Давид Ильич, наши учреждения вполне готовы! — ответил монотонно комендант штаба подполковник Шрам, а сам немного походил по комнате, посмотрел одну — другую схему, и вдруг ни с того ни с сего неожиданно спросил:

— А тебе пишут что-нибудь с Кавказа?..

— Ни-ни, бестии, молчат! Один Арно, правда, кое-что пишет из детской жизни: перешел в 5-й класс и 25 августа едет в Ростов; в этом году рано возобновляются занятия… — ответил полковник Казбегоров скороговоркой, внимательно продолжая свою работу.

Неудовлетворенный ответом и плохо чувствовавший себя комендант подполковник Шрам вышел молча и направился в комнату начальника штаба.

Около 7 часов утра получено первое официальное сообщение о возобновлении германцами с 5 часов утра усиленных атак против Икскюльских предмостных укреплений. Короткое, лаконичное сообщение гласило приблизительно следующее: «Идет сильная артиллерийская подготовка; противник засыпает главным образом большими снарядами.

Наша артиллерия, четырех бригад, также успешно отвечает. Пехотные дивизии настроены хорошо. Комитеты их в передовых линиях. Женские ударные группы на правом фланге; результат работы последних неопределенный, надежды нет…»

— Послать туда же из корпусного резерва 17-й уланский полк в помощь по охране фланга со стороны Риги, — проговорил начальник штаба; выслушав же оперативную сводку и сообщение, он сам лично позвонил по телефону командиру полка и в штаб 12-й армии, а полковник Казбегоров тем временем исправил дислокацию фронта.

— Через 30 минут будут на месте, — вновь проговорил нашкор[19] и вышел.

На самом же фронте положение было таково: Икскюльский участок и предмостные укрепления в то время занимали войсковые части 186-й пехотной и других дивизий 43-го армейского корпуса; а против Риги, в направлении Олай-Кекау — войсковые части 1-й Латышской стрелковой бригады и некоторые полки 5-й Сибирской стрелковой дивизии 2-го Сибирского армейского корпуса; далее вправо, до Рижского залива — войсковые части 6-го Сибирского армейского корпуса. И вот, бдительная разведка их, в особенности на участке против Риги, установила еще с 17 августа, что германские прифронтовые резервы усиленно перебрасываются вдоль фронта, влево, т. е. в Икскюльском направлении. Дальше перегруппировка войсковых частей германцев была установлена и летчиками-наблюдателями 18 августа утром; а произведенные, по приказу, небольшие рекогносцировочно-разведывательного характера бои одним-другим полком 1-й Латышской стрелковой бригады полковника Гоппера[20] того же дня окончательно подтвердили ослабление участков этого фронта, а следовательно, перегруппировка германских войск к Икскюлю [21] была очевидна и ожидать особо активного удара на всех длинных этих участках — остров Доле у реки Двины — Шлок у Рижского залива — не было основания. Готовившийся удар в тыл 2-му Сибирскому армейскому корпусу и вообще кулак для прорыва фронта 12-й армии у Икскюля — были выяснены своевременно, почему комкор 2-й Сибирской генерал Новицкий[22] и комдарм 12-й генерал Парский[23] оба были за немедленный переход в наступление еще с вечера 18 августа в Олайском и Вауском направлениях, поддержав свое наступление сильным артиллерийским огнем во фланг противнику русскими военными судами находившимися в Рижском заливе, против Шлока, т. к. у противника на этом фронте оставались лишь незначительный дозорные части, с двумя-тремя батареями артиллерии, очевидно, только лишь для демонстраций; но комитеты армии и фронта и главкосев генерал Клембовский[24] были против такого тактического шага, приказано «свыше»: пока защищаться до выяснения сил и направления удара противника.

Уверенные в мощи и силе своих армий, горожане и местные жители в прифронтовой полосе были вполне спокойны. Никто и думать не хотел о возможной сдаче противнику Риги при таком колоссальном числе войск, прекрасном техническом их снабжении и вооружении. Сама же семья генерала штаба полковника Казбегорова также была глубоко убеждена в этом и свою обыденную жизнь в городе регулировала нормальными условиями зажиточной семьи. Так же и в этот памятный день мадам Казбегоров-Цепа поднялась с постели только около 9 часов утра. Завтрак быль уже готов, и у стола сидели и ожидали выхода ее и прихода зятя Давида Ильича — родной отец Людмилы Рихардовны и неродная мать — супруги Цепы. Всегда аккуратного, на этот раз Давида Ильича к 9 часам утра у стола не оказалось; и Людмила Рихардовна, конечно, в других случаях ему бы этого и не простила, но в этот день, вероятно, предчувствовала что-то недоброе, как-то машинально послала денщика Филиппа в штаб с запиской к мужу, а сама уселась около стола и приступили к завтраку.

На записку и доклад полковник ответил денщику просто, скороговоркой:

— Доложи, что я занят и сегодня дома завтракать не буду; сам же забери свои вещи из квартиры и мое пальто и будь готов к укладке и походу. Это «по секрету», никому и слова не говори, пока, до окончательного выяснения. Скажи и шоферу, чтобы и машина наша была готова к выезду на позиции, а вестовому с верховыми лошадьми быть при штабе в первой линии,