Первым делом я направилась в спальню, находившуюся в глубине номера. Дверь была открыта, и на полу прямо у двери валялся махровый отельный халат. С порога мне был виден шкаф в спальне. Одна его дверца была приоткрыта – ровно настолько же, как была, когда я уходила утром, потому что встроенный сейф внутри тоже был открыт и не давал закрыть дверцу полностью. Часть содержимого сейфа была все еще на месте – это я заметила сразу, – но вот те предметы, которые утром вызвали у меня некоторое замешательство, исчезли. В каком-то смысле я даже испытала облегчение. Я отвела взгляд от шкафа, аккуратно переступила через валяющийся на полу халат и вошла в спальню.

И лишь тогда я увидела его. Мистера Блэка. На нем был тот же самый двубортный костюм, который был на нем, когда он с утра чуть ли не сбил меня с ног у двери номера, отсутствовала только бумага, которую он сунул в нагрудный карман. Он лежал, распластавшись на спине, на кровати. Постель была измята и вся в беспорядке, как будто он долго метался и ворочался с боку на бок, прежде чем улечься на спину. Его голова покоилась на одной подушке, а не на двух, как полагается, еще две другие валялись рядом. Это значило, что мне придется искать обязательную четвертую подушку, которую я совершенно определенно клала на кровать, когда утром застилала ее, поскольку дьявол, как говорится, в деталях.

Мистер Блэк был без ботинок – они оказались в другом конце комнаты. Я помню это совершенно отчетливо, потому что один смотрел носом на юг, а второй на восток, и я подумала, что мой профессиональный долг требует от меня, прежде чем выйти из спальни, поставить их так, чтобы оба смотрели в одну сторону, и привести в порядок спутавшиеся шнурки.

Разумеется, первой моей мыслью после того, как моим глазам представилась эта картина, вовсе не было, что мистер Блэк мертв. Я решила, что он крепко заснул после продолжительных возлияний в гостиной. Однако, присмотревшись повнимательней, я заметила в комнате и некоторые другие странности. На прикроватном столике рядом с мистером Блэком валялся открытый пузырек с таблетками, которые, насколько мне было известно, принадлежали Жизели. Маленькие голубые таблетки высыпались на столешницу, а некоторые даже свалились на пол. Пара штук была раздавлена и превратилась в мелкий порошок, который уже успели втоптать в ковер. Я подумала, что придется пылесосить, а потом еще пройтись по ковру специальным дезодорирующим средством, чтобы вернуть ворс обратно в безупречное состояние.

Мне не так уж часто доводилось обнаруживать кого-то из наших гостей в постели спящим. Если уж на то пошло, гораздо чаще, к моему смятению, я застаю их совершенно в ином состоянии – in flagrante[4], как это именуется на латыни. Большинство гостей, решив поспать или заняться чем-то требующим уединения, любезно вешают на ручку двери табличку «Не беспокоить», которую я всегда оставляю на бюро у входа на такой случай. И большинство гостей немедленно подают голос, если я случайно застаю их в неподобающий момент. Но с мистером Блэком было не так: он не подал голоса и не приказал мне «убираться вон», как обычно говорил, если я приходила не вовремя. Вместо этого он продолжал крепко спать.

Только тогда я осознала, что за те десять секунд или даже больше, что я простояла на пороге, я не слышала его дыхания. Я кое-что знаю о людях, у которых крепкий сон, поскольку моя бабушка как раз была из таких, но ни один человек не способен заснуть настолько крепко, чтобы совсем перестать дышать.

Я решила, что поступлю благоразумно, если подойду к мистеру Блэку и проверю, все ли с ним в порядке. Это тоже профессиональный долг горничной. Я сделала маленький шаг вперед, чтобы внимательно рассмотреть его лицо. Именно тогда я и заметила, каким серым, каким одутловатым и… каким отчетливо нездоровым оно выглядит. Я осторожно подошла еще ближе, к самой кровати, и оказалась прямо над ним. Лицо его было изрезано глубокими морщинами, рот кривился в недовольной гримасе, хотя для мистера Блэка это вряд ли можно было назвать необычным. Я заметила у него вокруг глаз странные маленькие точечки, вроде красно-фиолетовых булавочных уколов. Лишь тогда в мозгу у меня внезапно тренькнул тревожный колокольчик и до меня со всей очевидностью дошел тот пугающий факт, что во всей этой ситуации что-то не так.

Я протянула руку и похлопала мистера Блэка по плечу. Оно было холодным и застывшим, словно какая-нибудь мебель. Я поднесла ладонь к его рту в отчаянной надежде почувствовать хотя бы какой-то намек на дыхание, но все было напрасно.

– Нет, нет, нет, – пробормотала я, прикладывая два пальца к его шее, чтобы проверить пульс. Пульса не было. Я схватила его за плечи и потрясла. – Сэр! Сэр! Проснитесь!

Теперь, по зрелом размышлении, я понимаю, что это было глупо с моей стороны, но в то время мне все еще казалось совершенно немыслимым, что мистер Блэк может в самом деле быть мертв.

Когда я отпустила его, он тяжело упал на подушку, слегка ударившись головой о спинку кровати. Я попятилась назад, мои руки пристыли к бокам.

На негнущихся ногах я прошаркала к столику с другой стороны кровати, на котором стоял телефон, и позвонила на стойку регистрации.

– «Ридженси гранд», ресепшен. Чем я могу вам помочь?

– Добрый день, – начала я. – Я не гость. Обычно я не прошу помощи. Это Молли, горничная. Я сейчас в пентхаусе на четвертом этаже, в номере четыреста один, и у меня тут нестандартная ситуация. Беспорядок особого рода, если можно так выразиться.

– Зачем вы звоните на ресепшен? Звоните в службу уборки.

– Я и есть служба уборки! – повысила я голос. – Пожалуйста, не могли бы вы сообщить мистеру Сноу, что тут у нас один гость… не вполне живой.

– Не вполне живой?

Вот почему лучше все и всегда говорить прямо и недвусмысленно, но, признаюсь, в тот момент я на время потеряла голову.

– Он совсем мертвый! – сказала я. – Лежит в постели, совсем мертвый. Свяжитесь с мистером Сноу. И пожалуйста, вызовите экстренные службы. Немедленно!

С этими словами я повесила трубку. Честно говоря, все, что происходило дальше, кажется мне сюрреалистичным и похожим на сон. Я помню, как сердце заколотилось у меня в груди, комната вокруг меня накренилась, как в хичкоковском фильме, ладони стали мокрыми от холодного пота, и телефонная трубка едва не выскользнула у меня из руки, когда я клала ее на место.

В этот момент я подняла глаза. На стене напротив меня висело зеркало в позолоченной раме, в котором отражалось не только мое перепуганное лицо, но и все остальное. Раньше я этого не замечала.

Головокружение усилилось, пол под моими ногами накренился, как в комнате смеха. Я прижала руку к груди в тщетной попытке заставить мое трепыхающееся сердце биться медленнее.

Это куда легче, чем вам кажется, – существовать прямо у всех на виду, оставаясь практически невидимой. Я пришла к этому выводу за время работы горничной. Ты можешь быть таким важным, таким незаменимым в общей структуре, будучи при этом абсолютно незаметным. Это правда, которая применима к горничным, да и к другим тоже, как кажется. Это правда, которая пробирает до костей.