и поговорить. Николас был польщён её вниманием, не обманываясь им, однако, и охотно отвечал. А Элиз среди вопросов задавала нужные для неё. К сожалению, ничего конкретного узнать не удалось. Он повторил всё то, что она про себя и так знала.

Вернувшись вечером с работы, Элиз решила принять ванную. Она налила на дно жидкого средства для душа, дающего обильную пену, и включила воду. Когда набралось достаточно воды, Элиз выключила её и с удовольствием легла в горячую пенистую воду.

Нет места лучше для раздумий, чем пенистая ванна. Элиз устало прикрыла глаза. Итак, выведать ничего нового о своей жизни пока не удалось. Надо подумать, кого ещё можно расспросить? Действительно, кого? Медицинскую сестру, которая за ней ухаживала? Вряд ли стоит терять на это время. Элиз хорошо помнила, что происходило в то время. Ухаживали за ней не долго. Кстати, а не случилось ли её быстрое и полное восстановление из-за её особенности? Элиз открыла глаза и сосредоточилась на этой мысли. Почему ей это ни разу не приходило в голову? Ведь это вполне вероятно! Она выздоровела полностью, даже стала ещё здоровее и жизнерадостнее из-за её особенности! «И тётя Амалия… Господи! — Элиз возбуждённо привстала и села в ванной, окружённая пеной. — Ну, конечно! Тётя Амалия! Она же вдруг выздоровела от рака! Значит, тётя Амалия тоже особенная?! Вот с кем надо поговорить!!» Элиз почувствовала желание выскочить из ванной и как есть — в пене и мокрой, — побежать к телефону. Пришлось сдерживать себя, чтобы так не поступить.

Наконец, с мокрой головой и в банном халате, Элиз смогла войти в гостиную. Первым делом она открыла верхний ящик комода и схватила старую записную книжку. У Элиз не был сохранён телефон тёти на её смартфоне, но он был записан в этой книжке. Полистав страницы, она увидела нужный номер. Элиз села на диван с трубкой, быстро набрала номер и стала слушать длинные гудки. Вдруг ей пришла в голову мысль, что, возможно, тётя уже легла спать, ведь Элиз не посмотрела на время прежде, чем звонить. Но ждать до утра… Только не это! К тому же, звонки уже пошли и разбудили тётю, если она спала, так что… Тут в трубке раздался голос тёти Амалии:

— Слушаю?

— Тётя Амалия, это Элиз. Элиз Андерсон. Племянница, — торопливо выдала Элиз.

— Я узнала тебя, моя хорошая, — на том конце провода голос зазвучал тепло и успокаивающе.

— Я, наверное, слишком поздно звоню, ты уже легла, — произнесла Элиз слегка виновато.

— Нет, милая, я ещё не легла, но скоро надо будет готовиться ко сну. Я рада, что ты позвонила.

Элиз почувствовала, что на том конце провода улыбаются.

— Я соскучилась по тебе, тётя, — Элиз говорила правду: она любила свою тётю, хотя редко с ней общалась из-за занятости. — Мне захотелось спросить, как у тебя дела, как ты себя чувствуешь?

— С тех пор, как я чудом избавилась от рака, у меня всё прекрасно. Не поверишь, но у меня и давление пришло в норму, и не только давление. Я больше не пью никаких таблеток, кроме витаминов, — тётя засмеялась.

Элиз была рада и за тётю, и, что услышала косвенное подтверждение своим мыслям об особенности тёти.

— Это прекрасная новость, тётя, я очень рада. А, что говорят врачи? Как они объясняют твоё выздоровление?

— Так и говорят: чудо. Я и сама до сих пор поверить в происходящее не могу. Я приехала тогда к вам в город на обследование, и услышала, что у меня всего полгода жизни. И вдруг, прямо после поездки в музей с тобой на поезде, мне стало лучше. И потом становилось всё лучше и лучше. Я… я ничего не понимаю, но я так счастлива! — от избытка чувств голос тёти прерывался.

— Музей подействовал благотворно, — пошутила Элиз в надежде, что тётя ещё что-нибудь расскажет.

— А я думаю, что дело в тебе, а не в музее, — отшутилась тётя. — Ты меня всё время то обнимала, то держала за руку. Это ты меня спасла.

Тётя снова по-доброму засмеялась. «Я держала её за руку всё время? Не помню этого», — растерянно подумала Элиз.

— А, что ещё интересного было? — спросила она.

— Кроме твоего внимательного ко мне отношения ничего интересного не было, — тепло произнесла тётя. — Иногда я, и правда, думаю, что дело в тебе, хотя понимаю, что это не так.

«Может, и правда, во мне?» — подумала Элиз.

— Думаешь, у меня скрытый талант? — задала она вопрос полушутя, полусерьёзно.

— Всё может быть, — ответила, смеясь, тётя. — Или воздух того города. А, может, это просто совпадение.

— Я не очень помню тот день, тётя. Что мы делали ещё, кроме посещения музея?

— Мы вели себя, как туристы. Приехали, посмотрели, уехали. И больше ничего.

— Совсем ничего? Ничего особенного?

— Совсем ничего. Кроме того, что я чувствовала себя ужасно из-за того, что мне жить осталось так мало, а ты держала меня за руку всё время, видимо, стараясь приободрить.

— Надо же, я этого не помню. Помню, что были в музее, а остальные детали забылись, — задумчиво произнесла Элиз.

— Ничего удивительного, у тебя такая насыщенная жизнь. Как ты, Элиз? Жених есть?

— Жениха нет, пока только друзья, — улыбнулась Элиз. — У меня всё прекрасно, тётя.

— Вот, и хорошо, моя девочка. Звони мне иногда, мне очень приятно.

Элиз стала прощаться, и разговор был закончен.

«Значит, я всё время держала тебя за руку и обнимала в той поездке? — подумала Элиз. — Почему я не помню такой важной детали?» Элиз потёрла лоб рукой, потом поднялась с дивана и поставила трубку телефона на зарядное устройство. Он слабо пиликнул, давая знать, что трубка поставлена верно, и зарядка батареи телефона началась. Элиз мысленно про себя отметила этот факт, а потом попробовала волосы: ещё сырые. Придётся сушить феном, чтоб не намочить подушку в кровати.

Высушив волосы, она прошла в спальню, включила лампу на тумбочке у кровати, подошла к шкафу и сбросила халат на пол, оставшись без одежды перед большим зеркалом, стоявшем в углу у окна. Элиз посмотрела в зеркало. Она была красива и знала это. Взяв из шкафа свежую ночную рубашку, Элиз снова бросила взгляд в зеркало. «Спит или не спит?» — мелькнул вопрос в голове, и тут же возникло желание смущённо прикрыться. Элиз замерла. Кто спит или не спит??? Почему она вдруг застеснялась своего отражения в зеркале? Отчего у неё возникло ощущение, что кто-то на неё может сейчас смотреть? Кто на неё может смотреть, когда она дома одна?

— О, боги! — устало произнесла