Более того, где-то вглубине души яликую.

Ведь всё идёт поплану!

Исейчас лишь отменя зависит, смогу лиядовести этот план добезоговорочной победы.

* * *

Гюнтер немог поверить своим глазам. Оннежелал видеть, слышать ичувствовать того, что сейчас происходило вокруг

Всё, чего онсейчас хотел— это закрыть глаза, ичтобы всё оказалось простым кошмаром.

Да, ужасным сновидением!

Миражом! Бредом! Дачем угодно!

Новот онморгает первый раз, второй, жмурится, что есть сил, ноничего неменяется.

Ослепительное кроваво-рыжее пламя неослабевает, вой икрики его солдат незатихают, аловушка, вкоторую онсамолично залез, нежелает никуда пропадать.

Ондопустил самое непростительное для лидера, для военачальника.

Оношибся.

Гюнтер понимает это столь отчётливо, как никогда. Онповёлся набредни Богучарова, посчитав ихболее-менее достоверной информацией.

Ведь артефакт показывал, что тот говорит правду! Да, Гюнтер догадывался, что предатель привирает. Но, вконце концов, люди всегда врут, стараясь обелить себя ивыставить влучшем свете.

Ноонжеговорил, что приведёт вСпарту! Что Лорда небудет внутри!

Даже если быэто была хитрость, лидер всадников думал, что ничтожные местные жители перемудрили сами себя.

Ведь наего стороне целых шесть наездников накабанах! Ужасающая мощь. Ктому жеонсамолично вёл эту силу инепозволил бысебя поймать, как какого-то наивного молокососа.

Оказалось, что онбыл осебе слишком высокого мнения.

Многочисленные победы над прочими кластерами затуманили его взор идаже поражение прежней группы назападной границе ничему его иостальных ненаучило.

Гюнтер неверил, что ихразбили вчестном бою. Точнее, нежелал верить. Гордыня ослепила его.

Анескончаемый трёп Сурового только усугубил дело. Его поспешность ижелание прогнуться перед Джо-Джо, сослужили медвежью услугу Гюнтеру, который нежелал, чтобы все лавры перешли кзаму.

Ослеплённый алчностью ивысокомерием, онпришёл сюда ибез особых сомнений залез вмышеловку.

Итеперь ему придётся расплачиваться заэту ошибку.

Кабаны сходили сума. Ихшерсть лизало пламя, оставляя болезненные ожоги. Животные терпеть немогли ниогня, ниболи, носясь изстороны всторону впоисках спасения.

Ноего небыло.

Всё вокруг полыхало: избы, частокол, ворота, даже сама земля.

Противник непросто пропитал горючим здания. Казалось, что заминирована сама почва. Город-ловушка, которая только иждала, когда какой-нибудь придурок заведёт внутрь своё войско.

Аонэто исделал.

Идиот. Невидящий ничего вупор идиот.

Гюнтер незаподозрил ничего, когда увидел пустую смотровую вышку. Оннеусомнился всловах Богучарова, когда его солдаты без боя распахнули ворота.

Его охватил азарт близкой беззащитной добычи, победы, славы. Возможность реабилитироваться перед боссом иснова оказаться лучшим.

«Везувий», сообразил он. Итальянский вулкан, который сжёг целый город. Когда-то Гюнтер получил хорошее образование, иостатки его ещё сидели убайкера впамяти.

Назови они операцию «Помпея», сразу было бывсё понятно. Авот «Везувий»… Даондаже невдумывался вназвание.

Кнехты горят заживо, бросая наземлю оружие, пытаясь сорвать броню. Укого-то это выходит, аубольшинства— нет.

Бригантина иметаллические элементы практически вплавляются вплоть намертво, прожигая мышцы, выжигая нервы, испаряя кровь всосудах.

Сгореть заживо. Какая жемучительная смерть. Пехотинцы всегда были выносливыми, исейчас эта характеристика стала ихпроклятьем. Она недавала имбыстро умереть.

—Гюнтер! Гюнтер, чёрт тебя дери!— будто через пелену тумана истену грохочущего шума, кнему обращается Суровый.

Лидер всадников ошалело переводит натого мутный взгляд. Инеузнаёт своего зама.

Чумазое, почти полностью чёрное лицо всаже, отсутствующие брови, похоже, сгорели вогне, ибуквально полыхающая шевелюра, которой его заместитель нераз инедва хвастался, подражая каким-то хеви-метал музыкантам.

—Нужно выбираться пока непоздно! Иначе мытут все подохнем!— орёт Суровый, что есть сил.— Гюнтер, соберись, твою мать!

Крик выходит сиплый, сухой, хрипящий, похоже, отобжигающего воздуха усобеседника пострадала гортань.

Даисам Гюнтер чувствует, что каждый вздох ивыдох приносят нестерпимую боль.

Раскалённый воздух обжигает лёгкие, чуть линепроходясь лавовыми каплями поносоглотке итрахее.

Имнужно уходить. Валить кчёртовой матери изэтого Ада.

Гюнтер осматривается впоисках решениях.

Выход, выход, где жевыход…

Его немогло небыть!

Взгляд вновь приобретает осмысленность, мозг, ощущая смертельную угрозу, выбрасывает вкровь огромную дозу адреналина.

Или проходит дебафф «Паника», тут уже можно трактовать двояко.

Воздух уже некажется таким мучительно раскалённым, акрики кнехтов незвучат столь пугающе.

Его растерянность длилась едва лименьше минуты, хотя внеё уместилось так много.

Гюнтер анализирует проходящее, как ивсегда доэтого мгновения. Хладнокровно, здраво ирационально.

Пытаться спрятаться визбах отпожара? Дурость, они исами горят, ауже скоро могут ивовсе обвалиться.

Попробовать вскопать землю испрятаться отогня там? Ахватит ливремени? Даидаст липротивник это сделать?

Очень навряд ли.

Атаковать стены?

Какой вэтом смысл? Заними земляной вал, а, значит, пробиться насквозь неполучится.

Остаются только ворота! Единственное уязвимое место, через которое можно попробовать прорваться. Мощные, окованные железом, полыхающие вместе соградой. Нозаними свобода!

—Кто ещё хочет жить— замной!— Гюнтер вскидывает вверх своё кавалерийское копьё

Навык «Воодушевление» активирован!

Его рык насекунду перекрикивает гул пламени, после чего снова затихает.

Ноте, кто ещё всознании, кто ещё нерухнул впанику сголовой— они слышат его клич.

Умирающие, сослезающей плотью, счёрными костями иневыносимой болью, заполняющей сознание, они встают наноги, хватают брошенные щиты икопья ибредут вего сторону.

Подошвы сапог уже расплавились, голые иобожжённые стопы шагают почёрной земле, ноимвсё равно.

Они хотят жить! Они нежелают умереть!

Невэтом Аду! Нетак! Только несейчас!

Поправую руку замирает Суровый итолько он. Остальные наездники были неспособны удержать своих кабанов, когда тесошли сума.