– Не вопрос!

Весь банкет Рыжов наблюдал за местным Геной. Когда все поднимали бокалы с каберне и саперави, он держал в руках бокал с минеральной водой. Когда он брезгливо отказался от кальяна, вслед за ним отказались все игроки команды Злакограда. Только жёны тех, у кого они были, наполняли часть банкетного холла фруктовым дымом. Когда официантка с подносом грязной посуды не могла найти фарватер для своего дрейфа, он галантно приходил на помощь и к ней.

«Он безупречен, – думал Рыжов, – как те криминальные авторитеты, на которых ему довелось насмотреться во время своей короткой ресторанной карьеры. – Интересно, после его помощи официантки не исчезают?» Это Гене вспомнился конец девяностых, когда в том ресторане, где он работал, после пары-тройки раз неоценённой помощи исчезла одна офсянка. Трудовая мигрантка из Белоруссии.

Потом потанцевали. Потом проводили гостей в отель.

– Разве прошёл бы вечер так душевно, если бы мы выиграли? – спросил Вясщезлов не то у себя самого, не то у Космоса.

«Однозначно» – подхватил эту мысль Рыжов. Естественно, молча. От усталости чувство тревоги притупилось, и в полудрёме он стал равнодушным к возможной опасности и даже ироничным, каким, собственно, и должен быть журналист.

«Ещё год-два, – думал Гена, – и пролезет он в местную думку. Дальше – больше. Областной министр спорта и молодёжной политики, или даже мер, или помощник губернатора, а дальше уж как повезёт. Может, и в Москве встретимся. Это сейчас он свой Скотопрогоньевск клянёт, а потом ещё бравировать своей малой родиной будет. Я, дескать, из народа, я из глубинки. Ну да, вполне возможно. Таких ценят».

К дому Вясщезловых подъехали заполночь.

– Ты что, задремал?

«Никаких гостиниц, будешь жить эти дни у меня!» – таким решительным был ответ одного Гены другому на вопрос, какой отель в Злакограде поприличней.

Отец Андрей

Странно, конечно, но отец Андрей, не стесняясь, вышел встретить сына и его гостя в очень простом штатском платье. Его самовязанный свитер на пуговицах и аккуратно подстриженная борода не производили впечатления, что он священнослужитель РПЦ. С первого взгляда Гена почувствовал с его стороны неподдельный интерес к себе или даже желание чем-то поделиться.

– Пап, – удивлённо заговорил Гена-местный, всходя на крыльцо, – ты чего не спишь? Ложился бы, второй час ночи.

Отец Андрей знал, что гость его сына приехал ненадолго и хотел с ним познакомиться, узнать его настоящее имя, то, под которым его весть Бог. Был у Рыжова или, как его называли в интернете, у Руфулуса.ры, цикл встреч с современными юродивыми, который официальная церковь не могла не заметить и не могла простить. Одно дело, когда ей незаслуженными упрёками колола глаза не очень образованная и очень обиженная на судьбу безликая интеллигенция, и совсем другое, когда эти упрёки выдают за правду набравшие последнее время в обществе вес щелкопёры, как сказали бы про них во времена Гоголя. Была у Гены в те дни и пара неожиданно неприятных телефонных бесед со знакомыми духовными лицами. Ведь Гена Рыжов в тех своих передачах был современным зрителем бессмысленных, как ему казалось, духовных поисков, скептичным, ироничным и порою ехидным. Эпитет «атеист» для выбранной им роли был бы слишком мягок. Своими деликатными остротами он жалил всех, с кем разговаривал на тему спасения. Но клиру доставалось несравненно больше, чем ищущим свой путь одиночкам. И в потоке его логичных, обличительных и зачастую красивых фраз слышалась даже некоторая симпатия к последним.

Желая познакомиться с Руфулусом.ры, отец Андрей питал надежду, что слова этого юноши и его поведение были всего лишь ролью. И правда, у молодых людей, ещё не выстрадавших своих убеждений, такое сплошь и рядом. Даже у интеллектуалов. Их мозг, испещрённый, исцарапанный убедительными научными граффити, с лёгкостью поглощает крамолу и с радостью делится ей. И публика ликует от того, что слышит то, что хочет слышать. И какой же оратор позволит себе отказаться от такого успеха, от такой роли? Даже если сердце ею гнушается. Потерпит.

– Буду очень рад познакомиться с вами, – глядя в глаза Рыжову и не обращая внимания на слова сына, сказал отец Андрей.

– Взаимно, – весело ответил Гена и тоже протянул руку, – Геннадий.

Видя реакцию Рыжова, местный Гена с раздражением понял, что отбой откладывается на неопределённое время.

– Ну, пап! – еле слышно сказал он как будто себе самому, когда услышал вопрос отца:

– Не откажетесь от чая? Самовар на веранде.

Чай пили из казахских пиал, приобретённых, наверное, ещё в советские времена. Говорили, как и предполагалось, о тех самых стримах Руфулуса.ры и вообще о религии, о человеке и о феномене юродства в православии позавчерашнем и сегодняшнем.

– Так вы тоже считаете их психически нездоровыми?

– Согласитесь, что во многих случаях это очевидно. Из шести персонажей, о которых я рассказывал, на учёте у психиатра не стоит только подмосковный виноторговец. Хотя его бывшая супруга пыталась его сдать, и, скорее всего, у неё бы это получилось, если бы он вовремя не переписал на неё большую часть своего бизнеса.

– Для юродивого слишком разумный ход, – вставил в разговор своё словечко Вясщезлов-младший.

– Этот ход, – отозвался старший, – сделал не он.

Гена-местный смотрел на отца с неподдельным сочувствием. Первый раз отец Андрей ощутил на себе этот взгляд, когда Гене было пятнадцать. Ни осуждения, ни насмешки, только сочувствие.

– А все остальные что ни на есть завсегдатаи психиатрических лечебниц. У всех шизофрения разных степеней, все частично недееспособные. Самая лёгкая форма у Мишки Рыбинского. Он почти нормальный. Работает дворником в школе. Трудолюбивый до самозабвения. Нареканий ни от завхоза, ни от директора нет. Правда, каждый год у Мишки самого и ещё у половины школы замирает сердце перед медкомиссией. Но динамика его патологии стабильная, и его лечащий врач даёт медкомиссии гарантию, а та даёт Мишке медкнижку. Если бы его периодически на подвиги не тянуло, никто бы о нём ничего и не узнал.

– Это тот, которого церковные служки чуть до смерти не забили? – зевая, спросил Гена-местный.

Отец Андрей перекрестился.

– Я, наверное, эту серию не смотрел…

– Был такой случай с Мишкой. И смех, и грех. Однако сгущать краски не надо. Досталось ему, конечно, за свою инициативу, но не до смерти.

Гена-приезжий подлил себе чая и продолжил.

– Дело было зимой. После жестоких морозов, оттепель до плюс двух. Всё потекло. Дня через три, под вечер, опять ударил мороз. Весь Рыбинск – сплошь каток, а завтра воскресенье. «Как православные в храм пойдут?» – задумался Мишка. А кварталах в пяти от его дома в те же дни рвануло теплотрассу.