на него не коситься. Ей, похоже, дела не было до того, что у меня с лицом и какой на нем шрам. Я вообще-то привык, что остальные таращатся, но все равно покраснел.

Раз уж нам предстояло какое-то время провести вместе, я сказал Эб:

— Вообще-то меня зовут Гарет Блейк.

— Рада познакомиться, Гарет Блейк, — ответила она издевательским сиропным голосочком.

Потом сказала, чтобы я следил за костром, а она пойдет привяжет лошадь.

И я опять сразу ее послушался.

Лошадь в белых чулочках

Мы не ели со вчерашнего дня. Но проснулся я не от голода, а от дождя, и услышал сердитый голос Эб. Она разговаривала, но не со мной.

— Чего тебе у меня в сумках понадобилось?

— Ничего, мадам.

— Дурачком прикидываешься?

— Я голодный.

Перед Стенсон какой-то ссутуленный тип. Глядит в землю. Темнокожий. Одежда болтается как на вешалке, и не сказать, что теплая. Дрожит так, что плечи ходят под рубашкой, а она совсем тонкая. Уверен, не успел он добраться до сумок, как к его уху уже был приставлен револьвер.

Правда, ствол Эб опустила, но парень так и стоял.

— Откуда пришел?

Он неопределенно махнул рукой куда-то на восток. Стенсон хотела знать больше. Могла и пулю пустить, если он не захочет разговаривать.

Эб рассматривала незваного гостя, отступив на два шага. Тот обхватил руками живот, сжавшись то ли от холода, то ли от страха. Вообще, выглядел он крепким, но куда ему против ствола.

— В бегах?

Он не ответил.

— Что натворил, если пришлось сбежать?

Я привстал и освободился от попоны, которая грела меня всю ночь.

— Ничего.

— Ничего не натворил и сбежал?

Темнокожий поднял голову, в горле у него что-то заклокотало, и он пробормотал:

— С хозяином не поладил.

— Не поладил?

— Он решил, что я из кассы краду.

— А ты?

Рядом раздался хруст, и мы тут же дернулись. Эб в момент нацелила туда револьвер, но между двух деревьев мы увидели голову рыжей лошади. Она потихоньку подошла к нам, ничуть не испугавшись ствола Стенсон. Настоящая красавица. Передние ноги в белых чулочках. Прямо чудо какое-то, глаз не оторвать.

— Твоя? — спросил я.

— Ага.

Потом темнокожий прибавил жалким голосом:

— Я ее не украл.

— А деньги из кассы? — насмешливо спросила Эб.

— Он мне мало платил, едва на жизнь хватало. Лошадь — все, что у меня есть.

— Где взял?

— Горбатился на одном ранчо, купил на весь заработок.

— Я ее у тебя покупаю.

— Нет! Она мне самому нужна.

— А живым остаться не нужно?

Темнокожий покосился на ствол кольта. Потом перевел взгляд на винчестер у ног Стенсон, потом на меня и вернулся к кольту. Он сглотнул слюну, вздохнул и глянул на свою лошадь — та мирно паслась рядом с лошадью шерифа.

Эб, не отводя кольта, нагнулась, запустила руку в сумку и достала охапку ассигнаций.

— Даю хорошую цену.

Парень вытаращил глаза, прикинув, сколько денег у нее в руке.

— Свое добро я могла бы взять и бесплатно. Но мне показалось, что небольшая финансовая поддержка тебе не помешает. А вот мне лишняя смерть на совести ни к чему. У меня их хватает.

Чудо из чудес: у нас нежданно-негаданно появилась еще одна лошадь. Не знаю, как далеко собралась везти меня Стенсон, но, конечно, я предпочел бы добираться туда на отдельной лошади. И потом она была такая красавица, я еще никогда на такой не ездил. Загвоздка была в том, что если беглец в розыске, то для Эб это могло обернуться проблемой. Забавно: я назвал «проблемой» возможный арест Стенсон в каком-нибудь городке. Это что, плохо? Я не стал размышлять, не хотелось в этом копаться. Я еду с Эб Стенсон, и всё, потому что у меня нет выбора. Точка.

Парень держал в руках деньги и никак не мог закрыть рот: обалдел от такой щедрости.

— Да тут намного больше… Но лошадь мне нужнее денег…

— Знаю, — сказала Эб. — Нам тоже.

Меня, как и его, удивило, что она отвалила ему столько деньжищ за лошадь, хотя могла бы получить ее даром, но я не стал встревать.

— Давай шагай отсюда, пока я не передумала.

Зажав купюры в громадном кулаке, парень подошел к лошади, погладил ее по шее, похлопал по крупу. Лошадь слегка вздрогнула от его ласки, бока у нее заходили, по рыжей шерсти живота сбега́ли вниз дождевые капли. Потом она наклонила голову и снова стала мирно щипать траву. Темнокожий, не взглянув в нашу сторону, исчез в кустах.

Мне было пятнадцать, когда я повстречался с Эб Стенсон, но помню все очень отчетливо. Вопреки дождям, грязи, усталости и страху, время, которое я провел рядом с ней, встает в памяти так, будто это было вчера.

Мы с ней были в бегах, я был ее заложником, но ощущение того утра, когда мы с ней скакали на лошадях, я не могу сравнить ни с чем, что случалось потом в моей жизни.

В то утро с пустым животом и совершенно не представляя, чего ждать дальше, час за часом я скакал с ней рядом. Каждый шаг моей лошади уносил меня от моей семьи и нашей фермы. От этого у меня мутилось в голове, в груди было тесно и перед глазами все плыло. Я думал об отце, братьях, маленькой сестренке. Но не только. Глядя на Эб Стенсон, подражая ее ловкой посадке — она словно сливалась со своей лошадью в одно целое, — я уже начинал что-то перенимать от нее.

Темнокожий не сказал, как зовут его лошадь. Я потратил уйму времени, подыскивая ей имя, и все без толку. Эб я сказал, что шерифова коня зовут Пижон, и она только хмыкнула. Про себя я все перебирал клички, которые подошли бы моей лошадке, — то необычные, то ласковые, но ничего не мог придумать. Дождь все сыпал и сыпал. А мы, хоть землю и развозило на глазах, уезжали все дальше и дальше. Куда? Я никогда не бывал за пределами нашего округа.

Чертовски хороший вопрос

Городком это трудно было назвать. Дорога да несколько мрачных хибар по сторонам. Улица одна-единственная, под ногами сплошная хлябь. Ехали мы до него долго, дождь все шел, и копыта лошадей вязли в грязи. Даже идя шагом, они оскальзывались и подгибали колени. Куртки, штаны — все промокло насквозь. От лошадей шел острый тошнотворный запах, он перешибал запах нашего пота. Эб, похоже, знала, куда едет, это место ей было явно знакомо. Сказала, что мы здесь остановимся