и мышц под Бледой повернулась, уносясь прочь от Бен-Элима и матери Бледы, от своих сородичей и людей, от всего, что он знал, от всего мира Бледы.

К своему новому дому.

К Драссилу.

ГЛАВА ВТОРАЯ

ДРЕМ

Год 137 Эпохи Лор, Луна Охотника

Дрем с ворчанием поднял еще одну лопату земли и высыпал ее из вырытой им ямы. Он немного отдохнул, попил из шкуры, поднял голову и увидел холодное голубое небо сквозь колышущиеся на ветру ветви. До него доносилось пение птиц; судя по углу наклона солнца, близился закат. Яма была глубокой, уже на уровне его головы, но он продолжал копать, сменив шкуру на кирку, которой размахивал с отработанным ритмом. Десять взмахов киркой, разрыхлить землю, наполнить лопату и выбросить ее из ямы. Снова к кирке. Плечи и спина болели, пот заливал глаза, но он не обращал внимания на дискомфорт, моргал от пота и продолжал безжалостно рубить твердую как железо землю.

Сквозь ритм его работы и шум реки за ямой пробился какой-то звук. Шаги. Он бросил кирку, схватил копье и направил его вверх.

На него упала тень.

" Этого хватит", — сказал Олин, его отец, глядя на него сверху вниз сквозь путаницу серо-железных волос.

'Недостаточно глубоко', - пробурчал Дрем, опустив копье и снова взяв в руки кирку.

Она достаточно глубока, чтобы вместить любого лося, которого я когда-либо видел", — сказал Олин.

Дрем копал ямы с десяти лет. Насколько глубокие? спрашивал он своего отца все эти годы. В два раза больше твоего роста, — отвечал ему отец. Тогда отец копал яму вместе с ним, разбивал землю, а Дрем занимался лопатой. Но теперь, одиннадцать лет спустя, Дрем копал в основном сам, а его отец расставлял ловушки на охоте, используя петлю и веревку. Ему приходилось напоминать себе, что больше не нужно копать охотничьи ямы в два раза выше его роста, не теперь, когда он вырос в мужчину, да еще и высокого. Однако ему все равно было неловко останавливаться. Он любил делать все так, как ему сказали в первый раз, и не любил перемен. Усилием воли он в последний раз ударил киркой по земле и почувствовал, как она соприкоснулась с чем-то твердым, отчего по его руке пробежала дрожь.

Похоже, ты нашел корень горы", — сказал Олин. Давай, поедим.

Дрем выдернул кирку, подбросил ее вверх, потом лопату, а напоследок протянул древко копья. Олин ухватился за него и крепко держал, пока Дрем выбирался из ямы. Его отец хрипел от напряжения, хотя, казалось, он был сделан из мышц, тощих и узловатых, как старые корни.

Дрем повернулся и посмотрел на свою работу.

Ты выбрал хорошее место, — сказал Олин, глядя на хорошо утоптанную тропинку, которую пересекала яма. Она вела вниз от предгорий, где они стояли, к плодородной равнине, а земля вокруг реки была мягкой и болотистой.

Дрем улыбнулся похвале отца.

Вместе они набросили на яму решетку из ивовых прутьев, затем тонкий покров из веток и листьев, наконец, немного коры и лилий.

Для лося это вкуснее, чем горячая каша с медом в зимний день", — сказали они вместе, завершая свой ритуал, а затем повернулись и пошли вверх по крутому склону к своему лагерю, а река белой пеной текла рядом с ними.

Когда Дрем поворачивал вертел на маленьком костерке, жир с четвертованного зайца плевался и шипел, капая в пламя.

Хорошо пахнет, — пробурчал Олин, закончив ухаживать за вьючными лошадьми и мехами, а затем подошел и сел, накинув оленью шкуру на плечи Дрема и натянув одну на свои. Дрему стало холодно, когда он перестал копать, ночной холод проникал в его кости. Вокруг них лежали рулоны шкур, связанные и сложенные в кучу. Охотничий сезон был щедрым, и теперь они почти вернулись домой.

Дрем разделывал мясо своим любимым ножом, широкое лезвие которого было остро отточено и длиннее, чем обычно для охотничьего ножа.

В этой части Изгнанных земель такой нож называют сикс, сказал ему отец, когда они вместе ковали его.

Дрему было все равно, как он называется; он просто знал, что любит его, что он чувствует себя его частью, его постоянным спутником. Костяная рукоять была изношена до идеального соответствия кулаку Дрема. Он разделил трапезу между ними, и они сидели и ели в дружеском молчании. Они находились в предгорьях, которые вели к заснеженным горам у них за спиной, но Дрем смотрел в противоположную сторону, на раскинувшийся под ними пейзаж. Над ними возвышалось огромное озеро, воды которого темнели и переливались в лучах заходящего солнца, а вокруг него простирались деревья и луга, окрашенные в красные и золотые тона, когда осень переходила в зиму. Между Дремом и озером мерцали огни большого города, крошечные, как светлячки на таком расстоянии. Крепкая крепостная стена окружала город, усеянный огнями факелов. Это был Кергард, самый северный город Запустения, построенный суровыми людьми для выживания в тяжелых условиях. Дрему нравилось, как все это выглядит: цвета сливались, огни светились мягко и тепло, как свечи. За стенами острога вспыхивали другие огни — разбросанные по земле усадьбы. Дрем отыскал глазами свой собственный дом, расположенный немного севернее, среди лесных зарослей, но он знал, что там не будет ни костров, ни факелов, ни свечей, горящих у окна.

Дом, если я могу назвать так любое место, когда большую часть своей жизни я провел в путешествиях из одного места в другое. Это будет наша пятая зима в одном и том же месте, и это самый долгий срок, который я могу вспомнить со времен Мам…

Он с нетерпением ждал возвращения домой после полугода охоты и ловли в Боунфеллах. Ему нравилась жизнь в Диких землях с отцом — даже очень нравилась, — но отец был прав: зима почти наступила, а это не то время, чтобы спать на корнях и камнях.

Вглядываясь в пестрый пейзаж, он увидел новое скопление огней, расположенное дальше к северу и востоку от его дома, недалеко от северного берега озера.

"Этого не было, когда мы уезжали", — сказал он отцу, показывая пальцем.

'Нет.' Олин нахмурился. 'Похоже, Кергард вырос. Надеюсь, они знают, что такое зима так далеко на севере. Земля не будет такой же зеленой еще долго". Его отец посмотрел на панораму перед ними, а затем вверх и через плечо на заснеженные горы и темнеющее небо, наблюдая за дыханием тумана перед собой. 'Зима следует за нами".

Да, — хмыкнул Дрем, поплотнее натягивая свою оленью шкуру. Странно, что эта земля