– Фи-фу! – присвистнула Настя ошарашено. – Восемьсот тысяч! Ни хрена себе! И ты еще думаешь… Вы вообще на что живете? На рыбу?

В комнате стало тихо, будильник тикал, Андрюшка громко разговаривал за стеной. Катя нервно вытерла платком глаза, но на них снова выступили слезы, губы у нее задрожали, она еле держалась:

– Ради Федора мать рыбу носит. Никогда такого не было, ты же знаешь! – Слезы потекли сильнее. – Сколько Федька ни попросит, она обязательно насобирает. Мы все в долгах…

– Да видно же, – Настя кивнула на подушку, – белье вон до дыр стерлось.

Катя глянула удивленно, сквозь белую наволочку в прорешках просвечивал зеленоватый наперник.

– Ехать тебе надо, тут и решать нечего!

– Я бы поехала, даже если бы мать не пускала. Но столько денег… – Катя замолчала, глядя мимо Насти, – я все перебрала! – Катя зло вытерла опять навернувшиеся слезы, еле держалась, чтобы не зареветь. – Отец… два года уже лежит! И я ничего не могу! Как столько заработать?! Я искала в интернете… можно продать какой-нибудь орган, я же здорова, у меня все органы в порядке! Но там все непонятно, я звонила, какие-то люди странные… – Она отвернулась.

– Эй, подруга, ты что? Катюня, ты кончай это! – Настя с удивленьем на нее смотрела. – Ты о чем думаешь? Хрень какая!

– Отец – хрень?! – Катя вытаращила глаза и, отвернувшись, прикрыла лицо.

– Всю жизнь слезомойка, – Настя уселась на колени к Кате, обняла за голову, поглаживая по спине. – Чуть что, уже ревешь втихушку, так нельзя…

Катя обняла Настю за пояс, уткнулась в грудь и уже, не сдерживаясь, заплакала.

– Ну ладно, ладно, заработаем как-нибудь. – Настя щекотала концом Катиной косы Катину шею и свой нос. – Я тебе помогу, мне много не надо, мне главное из этой дыры свалить! Никогда не вернусь!

– Я даже, знаешь, что думала? – Катя вытерлась совсем уже мокрым платком, глянула на него удивленно и бросила на стол. – Нет, правда, я разные способы искала… есть же порнографические, ну… – она брезгливо сморщилась, – сайты, студии… Там приглашают. Я смогла бы сниматься… Так, чтоб лица не было видно.

Настя с острым любопытством смотрела на сестру.

– Там трахаются все время… тебе что, нравится порнушка? – выдавила, наконец, весело прищурившись.

– Да нет же… – брезгливо отстранилась Катя, – гадость ужасная! Я нечаянно… – она сильно покраснела.

– А чего же ты, звонила туда? – не отставала Настя, снова перебираясь на кровать.

– Нет, я вообще всякое думала, чтобы денег заработать… – Катя успокаивалась, вздохнула судорожно, закусив губу, хмуро смотрела мимо сестры. – Даже думала наемником поехать, там платят много.

– Наемником? – переспросила Настя.

Катя ее не слушала. Вспоминала, застыв в одну точку.

– Ну да, наемником завербоваться, это же почти официально, я санитаркой могла бы, но у меня образования нет и возраста не хватает… Пишут, правда, что можно и без…

– Там же убить могут?!

Катя беспокойно, слегка сумасшедше как будто посмотрела на сестру, сама все думала о чем-то.

– Да-да, я читала переписку тех, кто там бывал… это ужасно, я бы не смогла ни за какие деньги. Даже если бы сказали, что, вот, убей одного человека, и твой отец сразу станет здоров… Я много думала об этом. Это как кошмар ночной, мне часто про отца снится. Как он выздоравливает…

– Ну и херни у тебя в мозгах, никогда не думала. Вот, тихоня!

Будильник все тикал в тишине. Мать в коридоре закладывала дрова в печку.

– Так что, сестра-наемница, едем или как? – спросила Настя безо всякого уже нажима и устало встала с кровати.

Катя молчала.

– Ну ладно, ты тут думай, а я точно еду!

Ни на другой день, ни позже, как, впрочем, ни разу раньше, Катя не смогла начать этот разговор с матерью. Дел было так много, что у нее язык не поворачивался сказать: мама, я в Москву… Да и не верила она в эти заработки. Последним местом ее работы была поликлиника, санитарка на полставки, семь тысяч рублей.

Они ехали на рейсовом автобусе из Иркутска. Был вечер субботы, солнце впереди низко висело над степными пологими холмами. Федеральная трасса М-53 «Байкал», связывающая два края бескрайней России, устало извивалась вдаль, превращаясь в нитку, по которой двигались точки машин. Автобус качало и подбрасывало на разбитом, каждый год латаемом асфальте, ехать было три с половиной, а то и четыре часа, и большинство пассажиров уже спали, только на заднем сиденье хохотала и дурачилась компания молодежи.

Мать сидела у прохода, она подсчитала выручку и задумчиво глядела то куда-то вдоль автобуса, то себе под ноги. Катя щурилась в окно, но ничего не видела, а воображала, как сдает экзамены. Два года подряд она готовилась в мединститут в Москву, и это стало у нее привычной игрой. Когда нечего было делать, как сейчас, или когда не спалось, она выбирала предмет, мысленно входила в аудиторию, брала билет, сосредотачивалась и отвечала сама себе.

Учиться она хотела, ей всегда нравилось, и давалось все легко, и биолог и школьная химичка были в ней уверены, но, видно, не суждено было попасть в институт. В год окончания школы в мае родился Андрюшка, хлопот прибавилось, а в июле искалечило отца, и жизнь стала совсем трудной. В этом году она опять готовилась, но уже по привычке, ни на что особо не надеясь, а скорее, стараясь развлечь отца, который лежа экзаменовал ее. Ситуация в семье становилась все хуже, и Катя никуда не поехала. Даже и разговор с матерью об этом не зашел.

Мать рядом неудержимо и нечаянно зевнула, так что слезы навернулись на глаза. Повернулась к Кате, вытираясь:

– На семь тысяч наторговали сегодня… – она опять сдержала зевок, – пятьсот отдала за место, шестьсот – сержанту, тысячу на автобус. – Мать нагнулась ближе к Кате и, улыбаясь, зашептала. – Да этот поддатый парень пять тысяч дал, а сдачу взял с тысячи.

Катя кивнула, но радости, что была на лице матери, не поддержала. Чуть растерянно на нее смотрела. Мать это увидела и нахмурилась:

– Он сам так… я ему сдачу даю с пяти, а он: «Проторгуешься, тетка!»… взял триста рублей и пошел… – мать, поджав губы, посмотрела на дочь, потом нагнулась к ее уху. – Ты видала, сколько у него в кошельке было?! – Она машинально пощупала-прижала к себе черную мужскую барсетку с деньгами и документами. – Ему ничего, а у нас больше десяти тысяч получилось в этот раз. В следующий выходной килограмм тридцать возьмем, даст Бог. Омуль с икрой весь… цены на рыбу везде растут, мы только, как дуры.

Катя согласно кивала головой. Замолчали. Мать опять о чем-то тяжело задумалась. Возможно о том, что дочь ее никогда не разделяла этих ее мелких радостей. Ездила покорно с ней на рынок и за прилавком стояла с такой вот тихой улыбкой. Она покачала головой и, вздохнув, повернулась к Кате: