Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он поднял его из-за стола и легонько, но настойчиво подтолкнул к трибуне. Зал неистовствовал. Все встали. Президиум, стоя, изо всех сил бил в ладони. Председательствующий тщетно пытался призвать к тишине. Он махал руками, постоянно звонил в колокольчик над головой, звон которого даже ему не был слышен.
Добравшись до трибуны и не зная, что ему делать, он скосил глаза в сторону президиума. Предыдущий оратор, присев у краешка стола, что-то быстро записывал в синюю тетрадь.
— Предводитель или Вождь, — подумал он и полностью повернулся лицом к залу. Перевернул первый лист доклада. Прочел про себя первую строчку и, вытянув в зал руку, чуть-чуть ее приподняв, развернул ладонь в сторону центральной ложи. Зал неожиданно замер. Шум, гам, аплодисменты, овации резко прекратились. Наступила щемящая тишина. Присутствующие, несколько секунд постояв, стали усаживаться на свои места. Даже клубы дыма замедлили свое движение и начали понемногу рассеиваться. Проступили более отчетливо контуры зрительного зала, лица людей и предметы интерьера.
Когда зал был готов к его речи, он сквозь редкий скрип кресел и глухое кашлянье первых ветеранских рядов произнес, резко выкрикивая слова:
— Наши противники, оппортунисты и ренегаты утверждают: «Нет дыма без огня и нет огня без дыма». Нет, отвечаем мы. Вы не правы. Не понимаете важность текущего момента. Нет! Нам с вами не по пути!
В зале одобрительно загудели. В разных местах партера раздались возгласы: «Да, правильно! Позор оппортунистам!»
Он покосился на президиум — Предводителя не было за столом, он исчез. Ему стало как-то сиротливо одному на трибуне — одному с глазу на глаз с полным залом. С большим волнением он быстро пробежал глазами следующий абзац и четко, акцентируя окончания слов, озвучил текст:
— Мы, товарищи, должны жестко поставить этому заслон. Наш устав говорит следующее: «Осуществление нахождения дымиста, единолично и (или) более одного, независимо от того с кем и когда осуществляет нахождение дымист, в том числе с членом (членами) других партий, партийных групп и (или) иных общественно-политических объединений, организаций в местах данной и (или) иных местностей во время прохождения закрытых и (или) открытых съездов, сходов, демонстраций и митингов, независимо от их направленности, тематики, вопросов, лозунгов и (или) художественного оформления, запрещается и подвергается общественному закрытому и (или) открытому осуждению и (или) иным мягким ликвидациям».
После этой фразы зал сначала насторожился, потом, видимо, удивился тому, как ему удалось это проговорить, и тут началось. Народ повскакивал с мест. Раздались аплодисменты, крики, гул, топанье ног. Зал бесновался.
Он еще несколько раз останавливал беснование зала, уже более уверенно и твердо, выбрасывая вверх и вперед правую руку с открытой ладонью. Доведя доклад до конца, он уже спокойно прошел к своему месту в президиуме. Председатель дал знак рукой кому-то наверху. Зазвучала музыка. Зал запел гимн:
Вставай, дымизмом окрыленный,
Партиец нашенских основ.
И разум дымом просветленный К великим подвигам готов.
А если где-то дыма мало,
И чуть забрезжило вдали,
Подбавим в массы мы угара,
Чтобы сбылися все мечты…
Зал пел стоя. В президиуме все открывали рты, видимо, не зная слов. Он тоже не знал слов и активно, пытаясь попасть в незнакомый текст, открывал рот:
Это есть наше право,
Это есть наша мысль.
С дымизмом вокруг людей не мало,
В дымизме наша жизнь!
* * *
Она внимательно смотрела на него:
— Ты был у них, дымушников?
— Это был сон, — приоткрыв глаза, ответил он.
— Нет, это не сон, — утвердительно прошептала она. — От тебя пахнет дымом.
— Дым, дымисты, дымизм, — крутилось у него в голове. — Неужели весь этот шум, гам, какая-то чушь и чепуха были наяву?
— Это опять мои странные способности, — подумал он.
— Имей в виду — дымистов не очень-то одобряет объединенное правительство. Они шумят и дымят чересчур много. Будешь с ними общаться, тоже станешь неодобряемым. И потом, все они мелют какую-то чепуху, а их вождь, по мнению нашей конторы, служит не только дымистам. Все у них вранье и сплошная чушь.
Он слушал ее и понимал:
— Она, конечно, права. Надо бы присмотреться к этому всему балагану. Поймать бы их Предводителя на лжи.
Само собой сложилось:
— Кружилась осень над полями,
Уже листва была желта.
Как описать ее словами?
Ведь в желтизне одна тоска,
А если пару слов найдешь ты,
То все равно одно вранье.
Бывает музыка надежней —
Слова летят как воронье —
Одно цепляется, не лезет,
И ищешь рифму без конца.
И поиск этот просто бесит,
Как черт подводный озерца…
Он вспомнил, что в конторе их называли иногда, пренебрежительно — «дымнюками».
— Просто ты не любишь их, — сказал он, — поэтому тебе они не нравятся, кажутся плохими.
— Я люблю только тебя, мой мальчик и еще я люблю. — она закрыла влажные глаза, — но там сейчас война.
Детское вранье
В детстве среди пацанов процветала шутливая игра в «баламута».
Самое, самое начало осени. Зелень еще яркими пятнами радует глаз, желтизны почти не видно. Только кое-где, на березках, мелькают бледно-желтые листочки-капельки. В садах бросаются в глаза яркие яблоки, радостно светятся на солнце, переливаясь от ярко-зеленого до ярко-красного цвета.
Утром на рассвете уже прохладно. Бегать в школу в одном пиджаке на рубашку зябко. А днем, когда солнце поднимается высоко, — выходишь из помещения, — жарковато. Веселым гамом ребятня вываливается на улицу. Портфели выставлены в две кучи — вот и ворота. И можно прямо на еще зеленой траве погонять старый, потрепанный кожаный мяч. А можно идти вдоль берега озера и смотреть в воду — как рыбья молодь снует туда-сюда, нагуливает жирок. Небо чистое-чистое, настроение — блаженствующее, счастливое. Пацаны взахлеб, перебивая друг друга, рассказывают летние истории: как на рыбалке поймали огромадную рыбищу, как грибов собрали немерено — около ста штук белых всего за час, спасли массу народа от пожара. Историй имелось множество — лето было длинное. Кое-кто вдруг расскажет что-то такое, что явно «тянет» на фантастическое вранье. Он — рассказчик и сам чувствует — что-то не то сказал. И окружающие с улыбкой и нарочито выпученными глазами, хором кричат: «Не может быть, ты баламут». И шутя, не злобно, в ритм стучат по спине баламута, приговаривая:
— Баламут, баламут
Собирайся на суд.
Кто
