в моей компетенции. Я археолог. И, если позволите, археологическая версия мне представляется вполне вероятной.

«Археологическая версия» Ржевского состояла в следующем. Участники экспедиции доставили в Москву рукописи и заметки Серебрякова. Президиум Академии наук принял решение опубликовать их. Все материалы были переданы для редактирования кандидату исторических наук Майсурадзе. Через две недели папка с материалами исчезла. Майсурадзе не мог даже точно припомнить, где он оставил папку: в институте или дома.

— А два месяца назад, — Ржевский взглянул на генерала, — Майсурадзе опубликовал ряд статей и, надо сказать, интересных статей, по истории Аджарии. Где гарантия, что он не использовал материалы Серебрякова? А если пропажа папки — только инсценировка Майсурадзе, то почему бы не допустить, что исчезновение Леонида Мироновича тоже может быть связано с Майсурадзе?

— Он был в то время в Москве, — заметил молчавший до этого майор Косоуров.

— Не отрицаю, не отрицаю, — профессор секунду — две помолчал. — Но родные Майсурадзе живут в Батуми, а сей город, как известно, находится в Аджарии.

— Простите, Владислав Евгеньевич, — генерал встал из-за стола и подошел к профессору, — а вы знаете, что за люди, родные Майсурадзе?

— Нет, признаюсь, не интересовался.

— Брат — Герой Социалистического Труда, отец — агроном в совхозе, мать — заслуженная учительница.

— Однако в семье не без урода, — не сдавался профессор. — Потом, у него могли быть там друзья, сподвижники.

— Вы говорили о компетенции, Владислав Евгеньевич, — перебил Славинский. — Археология, действительно, не входит в нашу компетенцию. Но умение разбираться в людях обязательно для всех и особенно важно в нашем деле. И еще одно. Наша эмблема — щит и скрещенные мечи. Щит — чтобы защищать невиновных, мечи — чтобы наказывать преступников. Поверьте, профессор, Майсурадзе больше нуждается в защите — ему нелегко доказать, что он не использовал материалы Серебрякова. Нужно раскрыть тайну исчезновения вашего учителя. Это решит вопрос и о Майсурадзе.

— Щит и мечи, — повторил Ржевский. — Это вы хорошо сказали, Аркадий Степанович. Древние греки изображали богиню правосудия в виде дамы с завязанными глазами. Насколько же точнее и благороднее ваша эмблема — щит и мечи…

Еще на вокзале, когда Косоуров передал приглашение Славинского, Строев понял: задуманную поездку по Черноморскому побережью придется отложить. Но сейчас, слушая генерала, он почувствовал — поездка все-таки состоится. И хотя с ним не будет Людмилы, но что поделать?! Дела…

— Полгода назад в Аджарию к месту раскопок выехала новая экспедиция, — опять заговорил Славинский. — Руководит ею Владислав Евгеньевич. Конечно, никаких следов Серебрякова экспедиция не встретила. Да на это и не приходится рассчитывать, — со времени его исчезновения прошло три года. Но если известными вариантами — убийство, несчастный случай — нельзя объяснить исчезновение Серебрякова, то остаются варианты неизвестные, может быть, вообще новые для криминалистики. А это еще одно, хотя бы и косвенное, указание на «почерк» Торна.

Генерал подошел к Строеву и положил ему руку на плечо.

— Георгий Владимирович, нам снова нужна ваша помощь. Если мы имеем дело с каким-то новым изобретением — это приходится предполагать, — то и разгадать его должен изобретатель. Владислав Евгеньевич согласен консультировать археологическую часть. Ну, а майор будет уполномочен…

— …Решать вопросы щита и мечей, — закончил Ржевский.

Генерал улыбнулся, согласно кивнул головой.

— Я возвращаюсь в Аджарию через десять дней, — заключил профессор. — Могу я чем-нибудь быть полезен?

— Конечно, конечно, — торопливо ответил Славинский. — Заметки Серебрякова исчезли. Но официальные отчеты экспедиции остались. Нужно самым тщательнейшим образом их изучить. Серебряков дважды — в разговоре со своим сотрудником и в письме к вам — упомянул о том, что в понедельник будет сделано какое-то открытие. Какое? Очень может быть, что Серебряков отправился тогда в крепость именно в связи с этим. Психологически эта версия вполне возможна. Если бы удалось — хотя бы приблизительно — установить, о каком открытии шла речь, мы знали бы, куда именно в крепости пошел Серебряков.

— М-да, — задумчиво проговорил профессор. — Это нелегко.

— И еще одна просьба, — сказал генерал. — Познакомьте этих молодых людей с археологией. Им будет полезно знать, что мог и что не мог в данных условиях сделать археолог, что должно было его интересовать и что его не интересовало. А через десять дней они выедут вместе с вами… Ну, скажем, в качестве журналистов.

— А вы не опасаетесь, Аркадий Степанович, — хитро спросил профессор, — что эти молодые люди увлекутся археологией и со временем переквалифицируются? Я, например, когда-то мечтал об артистической карьере, но встретился с Леонидом Мироновичем Серебряковым и — увы! — стал археологом.

— Если вам это удастся, Владислав Евгеньевич, я тоже подам в отставку и примусь за учебники археологии…

Глава 2

В Москве Строеву предстояло познакомиться с отцом Людмилы, художником Александром Павловичем Бурцевым. Зимой предполагалась свадьба, и следовало представиться будущему тестю. Смущали Строева два обстоятельства. Во-первых, по рассказам Людмилы, Бурцев был чудаковатым человеком, и найти с ним общий язык было делом нелегким. Во-вторых, у Бурцева следовало появиться с каким-нибудь подарком.

Утром он, не торопясь, обошел десятка два магазинов, подыскивая подарок. Коробку шоколадных конфет? — Бурцев не девушка. Прибор для бритья? — Но старик мог бриться в парикмахерской. В конце концов, Строеву пришла в голову правильная мысль: так, как предугадать, что понравится Бурцеву, невозможно, поэтому подарок лучше всего следует выбрать, чтобы он был связан с его профессией.

В букинистическом магазине Строев обнаружил редкий альбом репродукций с произведений итальянских художников эпохи раннего Возрождения. Старинные, немного наивные, но сделанные с большим художественным вкусом изображения Мадонны, портреты флорентийских граждан, исторические эпизоды — все это должно было понравиться Бурцеву. Во всяком случае, два художника, рассматривавшие альбом, были в восторге. Именно поэтому Строев и обратил на него внимание.

— Скажите, пожалуйста, — обратился Строев к продавцу, — сколько стоит альбом?

Оба художника сейчас же повернулись к Строеву, и один из них, высокий, с длинными порыжевшими усами, удивительно похожий на Дон Кихота, сказал:

— Послушайте, молодой человек, а почему вы думаете, что мы его сами не возьмем? — и, обращаясь к продавцу, спросил: — Сколько стоит альбом?

Продавец назвал цену, и это решило спор: у художников не оказалось с собой такой суммы денег.

— Но мы принесем, — негодовал «Дон Кихот». — Вы отложите альбом, а мы принесем.

— Не имею права, граждане, — разводил руками продавец. — Согласно примечанию к параграфу сорок седьмому инструкции, товар при наличии покупателя отложен быть не может.

Строев унес альбом, сопровождаемый отнюдь не миролюбивыми замечаниями художников.

Вечером Строев поднимался на четвертый этаж с трудом разысканного дома на Таганке.

На медной дощечке витиеватыми буквами выделялось: «Художник А. П. Бурцев». Дверь оказалась приоткрытой,