Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Заручившись согласием начальника, мичман быстро сбежал со шканцев, спустился на катер и занял место рядом с лейтенантом.
Оба судна стояли неподвижно на прежнем расстоянии друг от друга; за все это время они сдвинулись с места не больше, чем на кабельтов. Нос фрегата был повернут к корме барка. Фрегат и барк застыли в том положении, в каком их настиг последний порыв утихающего ветра.
Ни на одном из обоих судов паруса еще не были убраны. Они висели, как тряпки, время от времени слегка покачиваясь; при первом же взгляде сразу становилось ясно, что их легкие движения вызваны не ветром, а качкой. Впрочем, ветер был очень слабый. Его не хватало даже на то, чтобы растрепать длинные перья в хвосте тропической птицы, парившей в воздухе.
Словно очарованные, оба судна стояли неподвижно, отражаясь в воде; у каждого из них был, таким образом, свой двойник.
Поверхность расстилавшегося вокруг океана напоминала громадное темное зеркало. Недаром Великий океан прозвали Тихим. Его часто случается наблюдать в состоянии полного спокойствия. Теперь этому спокойствию предстояло быть нарушенным. Катер, с его десятью веслами — по пяти с каждой стороны, — готовился к отплытию.
Команда уже расселась по банкам, боцман взялся за руль, лейтенант приказал отчаливать. Наконец матросы взмахнули веслами, и катер быстро помчался к неподвижному барку.
Люди, оставшиеся на фрегате, внимательно наблюдали за товарищами. Время от времени взоры их невольно обращались к чилийскому барку. С передней палубы на него открывался превосходный вид. Он по-прежнему находился приблизительно в одной лиге, то есть в трех милях от фрегата. Невооруженным глазом его нельзя было рассмотреть как следует. Матросы видели только белые паруса и черный корпус. Офицеры, не отрывавшиеся от биноклей, отчетливо различали висевший на бизань-мачте флаг. Он повернулся к ним теперь оборотной стороной — красной, голубой и белой. Чилийская звезда, украшенная геральдическими знаками, скрылась из виду. Барк как будто не желал давать о себе каких бы то ни было сведений. Но экипаж фрегата не мог примириться с этим. Воображение моряков разыгрывалось. Некоторые из них клялись, что видят на борту судна десятки, даже сотни людей. По всей вероятности, эти люди все-таки пираты. Сигнал бедствий — уловка. Барк чрезвычайно быстроходен. До сих пор он умышленно замедлял ход, чтобы ввести в заблуждение фрегат. Команде катера грозит смертельная опасность.
Наряду с такими, более или менее правдоподобными, предположениями строились и другие, совершенно фантастические. Матросы, толпившиеся на юте, все больше и больше склонялись к убеждению, что барк только призрак. Сердца их взволнованно бились. Им казалось, что катер вот-вот погрузится в море, а Летучий Голландец взовьется кверху и исчезнет в воздушном эфире.
Офицеры были также крайне возбуждены. И капитан, и лейтенанты, и мичманы напряженно смотрели в бинокли на странный корабль. Однако им не удалось отыскать на нем ничего такого, что могло бы послужить ключом к разгадке. Они видели только поникшие паруса и чилийский флаг. Через некоторое время катер почти вплотную приблизился к барку. Но и тогда на борту зловещего судна не появилось ни одного человеческого существа и ни одно лицо не мелькнуло между снастями.
Суеверное чувство матросов мало-помалу стало передаваться и офицерам. Они тоже начали испытывать неопределенный страх.
Глава III
ТАИНСТВЕННОЕ СУДНО
На катере десять рослых матросов и столько же весел. Катер режет воду, словно нож. Сидя на корме рядом с мичманом, молодой лейтенант ежеминутно отдает распоряжения. Оба офицера не отрывают глаз от чилийского барка. Взор их сосредоточенно-серьезен. Такое выражение не бывает у людей, томимых банальным любопытством.
Матросы не обращают внимания на странное настроение офицеров. Оно им непонятно. Они не пытаются его понять. Они уверены, что лейтенант и мичман находятся во власти того же чувства, которое волнует их самих. Им кажется, что одна и та же причина должна порождать аналогичные следствия. Сидя спиной к таинственному барку, они то и дело оглядываются назад. Эти беглые взгляды полны любопытства и страха.
Да, несмотря на их природную смелость и на прилив бодрости, который они почувствовали в ту минуту, как капитан напомнил им о великодушии и долге, матросы все еще испытывают страх. С чувством непобедимой тревоги рассаживались они по своим местам Тревога эта усиливается по мере удаления от фрегата.
Не проходит и получаса, как катер оказывается в кабельтове от загадочного корабля.
— Стой! — командует лейтенант.
Пять пар весел замирают в воздухе. Сперва катер по инерции скользит вперед, потом останавливается. Вода спокойна, как зеркало.
Взоры моряков устремлены на барк. Двенадцать пар глаз тщетно осматривают чилийское судно от носа до кормы. Никто не выходит навстречу гостям. На палубе не видно ни одного живого существа. Из-за поручней не высовываются человеческие головы.
— Гей, барк! — громко кричит лейтенант.
— Гей, барк! — глухо отзывается кто-то.
Но это не ответ. Это просто эхо, повторяющее возглас молодого офицера, эхо, раздающееся из глубины пустого корабля. Когда оно замолкает, воцаряется мертвое молчание. Матросы не произносят ни слова. Страх лишает их дара речи.
— Гей, барк! — еще громче кричит лейтенант.
Результат тот же. Кроме эхо, никакого отклика. Или на таинственном барке нет ни души, или обитатели его не считают нужным вступать в переговоры с гостями. Но нет, не может быть! Вид парусов свидетельствует о присутствии на барке людей. Флаг, красующийся на топе бизань-мачты, молит о помощи. Что же значит эта гробовая тишина?
— Гей, барк! — в третий раз кричит лейтенант, изо всех сил напрягая голос.
И через секунду добавляет:
— Есть ли кто-нибудь на борту?
И оклик, и вопрос начальника катера остаются без ответа. Снова наступает напряженное, странное, жуткое безмолвие. Матросы дрожат. Полно! Уж не обманывают ли их собственные глаза?