Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако не будем отвлекаться…
Через полчаса ходу они распрощались с отзывчивой старушкой:
— Прощай, бабуля. Спасибо за бесценную услугу!
На пороге медучреждения, прямо под недавно установленной вывеской «Эвакогоспиталь № 51» (раньше, в дни бесконечных бомбежек и обстрелов, ее попросту не могло существовать: всякая информация о медицинской, как и любой другой воинской части, — дело весьма секретное!) — огромный, тучный, но весьма резвый дядька в халате (язык не поворачивался назвать его белоснежным) теребил ухо какого-то паренька, изо рта которого выпала только что прикуренная папироска, и неустанно приговаривал:
— Сколько можно повторять: курить на территории вверенного мне учреждения категорически возбраняется. Не только в помещениях, но и на прибольничном участке!
— Я больше не буду-у-у! — покорно визжал нарушитель порядка, в котором наши герои не без труда узнали своего юного друга.
Уж больно окреп, да что там окреп — располнел Васька за те несколько дней, что он провел без движения на больничной койке. Особенно впечатляли его щеки. Лощеные, сочные, словно надутые, они, казалось, вот-вот могут треснуть.
— Э-э, товарищ, оставьте мальчишку в покое! — без промедления вмешался в ситуацию Альметьев. — Еще уши ему оторвете.
— Ничего. Сразу же и пришьем. Сами. Прямо здесь, на месте — никуда ходить не надо, — флегматично отозвался дядька, но посмотрел на неожиданных защитников нарушителя весьма недовольно.
— Понятное дело! — поспешил задавить намечающийся конфликт в зародыше секретный сотрудник. — Ведь в Ленинграде и окрестностях всем хорошо известно, что именно в вашем медучреждении собрана целая плеяда выдающихся специалистов высочайшей квалификации. Хирургов. И прочих отоларингологов.
— А вы кто будете, товарищи? — не поддаваясь очарованию откровенной лести, решил проявить далеко не лишнюю в военное время бдительность доктор.
— Дядя Коля! Ярослав Иванович! — раньше тех, кому адресовался этот вопрос, радостно воскликнул избавленный от пыток юный отрок.
— Из Москвы. Командированные, — расписываясь за двоих, поспешил дополнить его ответ наш главный герой.
— Тоже медики? — резонно поинтересовался рьяный последователь Гиппократа и пристально уставился в чистые Ярины глаза. После чего так же тщательно пробуравил испытывающим взором его спутника — Альметьева.
— Никак нет. Представители иного, гуманитарного цеха, — бодро доложил тот.
— Какого именно? — повысил голос рыцарь белого (ну не совсем, как в нашем случае!) халата.
— Философы мы. Из МГУ.
— И документы у вас в порядке? Можете предъявить?
— Естественно!
Плечов взял раскрытую корочку из рук Николая, успевшего первым отреагировать на просьбу военврача, добавил к ней свою, а также хранившиеся во внутреннем кармане командировочные листы, и, улыбаясь, передал документы доктору. Тот лишь мельком бросил на них пристальный, тренированный взгляд, сразу же вернул законным владельцам и представился:
— Виктор Степанович.
— Очень приятно! — откликнулся Плечов.
— Вообще-то мы с Васькой живем более-менее дружно, — миролюбиво пояснил последователь Гиппократа. — Причина такого нервного, прямо скажем, срыва лежит исключительно во мне. Я ведь сам лишь совсем недавно завязал с этой заразой. И с тех пор как только услышу будоражащий душу запах — сразу зверею! Из вас хоть никто не смолит?
— Нет! — спешно заверил Ярослав.
— Вот и славно, — окончательно успокоился строгий эскулап. — К нам по какому случаю?
— Да вот… Интересуемся здоровьицем этого самого сорванца, — привычно прибирая инициативу в свои руки, признался секретный сотрудник. — На днях надо отправляться в дорогу, а он на нашем судне — чуть ли не самый главный.
— Можете забирать хоть сейчас. Парень в рубахе родился… Просто крови много потерял. Как видите: отлежался, отогрелся, отъелся, а теперь еще и к дурной привычке пристрастился.
— Не переживайте. Мы вдвоем из него эту погань мигом выбьем, — пообещал Альметьев, прижимая к себе юношу, по которому он основательно успел соскучиться.
— Не сомневаюсь, — незлобливо пробурчал Виктор Степанович, завистливо оценивая спортивную фигуру собеседника (своя-то давно расплылась-расползлась и даже откровенно деградировала!). — Документы на выписку когда готовить?
— У вас еще есть целый завтрашний день. Управитесь? — добродушно поинтересовался Ярослав.
— Да-да… Непременно… Только я его, неоформленного, потом в таком неопределенном статусе держать долго не смогу.
— Ну… Совсем немного. Пару часиков. Постараемся прибыть в первой половине дня.
— Договорились, — кивнул доктор.
— Вот и славно. Хочешь с нами, Василий?
— Еще как! — восторженно отозвался юноша.
— Значит… Послезавтра отчаливаем.
— Ура!
— Не спеши ликовать, сынок. Тебя мы возьмем с собой только в том случае, если у Виктора Степановича не возникнет больше никаких претензий. Все ясно?
— Так точно! — по-военному ответил Васька. Все же практически военный человек. Юнга!
Но и усилия Виктора Степановича не пропали даром. С тех пор Василий больше ни разу в жизни не прикоснется к табаку. До самого конца своих длинных, славных и светлых дней!
Глава 4
Минут десять подряд друзья поочередно то нажимали кнопку звонка (электричество, пусть и не всегда, но на несколько часов давали в осажденный город Ленина практически каждый день — еще с 1942 года, когда по дну Ладожского озера проложили кабель от частично восстановленной Волховской ГЭС), то что есть мочи колотили в двери восемнадцатой квартиры дома номер двадцать пять по Набережной реки Карповки — и все без результата. Напрасно.
Неприятные мысли (случались уже в этой квартире весьма неожиданные события) старались отогнать, но все же прикидывали, что можно и нужно предпринять.
А когда уже собрались уходить, услышали внизу шарканье ног, быстро переросшее в сплошное громыхание — чугунные лестницы в старых петроградских домах пока никто не отменял!
Конечно же, это была она, Прасковья.
— Вот… Бегала за хлебушком, — неловко разведя вроде бы тонкими, но жилистыми и крепкими, как у мужика, руками, пояснила Паня, когда наконец забралась на четвертый этаж и встретилась на лестничной клети со своими учеными постояльцами. — Давно ждете?
— Часа полтора! — решил немного поиздеваться над барышней Плечов.
Но не тут-то было.
Хозяйка мгновенно приняла воинственную позу (руки в боки, как у всех славянских женщин) и пошла в атаку:
— Ой, не врите, товарищ профессор… Минут сорок тому назад я еще была дома! А вы? Где так долго пропадали, шлендрали-валандались?
— Ваську проведывали, — растерянно выдавил Альметьев, пораженный ее агрессивным видом. Испугался, что ли, грозного потока столь редкостных и малоупотребляемых слов?
— Того мальчика, о котором вы мне рассказывали? Которого ранили? — с несвойственной ей напористостью в мягком и певучем голосе продолжала допытываться гражданка Пашуто.
— Ага…
— И как он? Не шибко пострадал?
— Нет. Уже бегает. И даже просится в поход, — опрометчиво брякнул Николай.
— Какой еще, черт возьми, поход? Бросить меня надумали? — возмутилась красавица.
— Заметь: это вынужденное решение, принятое на самом верху! — для пущей убедительности ткнув пальцем в небо, принялся исправлять ситуацию Ярослав. — Мы ж люди подневольные… Была б наша воля, мы