– Пьёт, – коротко сказала Ника. – А я хочу ребёнка родить. Но не от пьющего мужика. Поэтому ищу любовника… И богатого – чтобы растить помогал. И вообще…

Ника достала зеркало, посмотрелась и договорила:

– Если будет ребёнок, мне отойдут две трети квартиры. С ребёнком квартиру продать будет нельзя, потому что по закону ребёнка нельзя из лучших условий в худшие. Тогда мне присудят выплачивать ему долю. Докажу, что это не его ребёнок… и его отселят. Коле моему суд присудит: выселиться и ждать выплаты доли. Выплачу как-нибудь, лет этак за пять – десять. Вот такой у меня план, я консультировалась.

Я поразилась до онемения.

– И тебе не жалко будет… Николая?

Я снова сказала глупость, и Никин взгляд мне это ясно объяснил.

– А меня тебе не жалко? Я столько с матерью мучилась! Меня вам всем не жалко?!

Она снова достала платок. Я вышла в прихожую и стала собираться.

То, что причиняет тебе боль, всегда приходит с неожиданной стороны. В моём случае это было осознание того, что человек, которого я знала почти всю жизнь, и в котором была уверена, как в себе, вдруг оказался чужим. «Другая женщина», «ребёнок на стороне» – эти кухонно-мещанские выражения невозможно было отнести к тому, что жило между мной и Денисом, где внешняя близость была продолжением близости внутренней, и штамп в паспорте виделся необязательной меткой совпадения пути, скорее уступкой условностям, чем нашим желанием. Так что, когда спустя время открылось, что в Денисе чужого больше, чем общего, что он знает это и давно идёт по другой дороге, в то время как я даже не подозреваю о наступившем одиночестве, – вот это стало для меня настоящей трагедией.

Для того, что я пережила после, нет точных слов. Казалось, что я болтаюсь между двумя берегами, не в силах добраться ни до одного; дышу затхлым воздухом темницы; что часть моего сознания отделилась от целого и существует сама по себе, сама по себе изменяется, сама с собой разговаривает образами и мыслеформами. Депрессия: самоедский, целиком обращённый внутрь себя вывих рассудка.

За череду месяцев что-то, конечно, изменилось. Взрывы душевной боли сменились безвкусным однообразием, начисто лишённым вдохновения. Всё, что я любила, отодвинулось далеко на задний план, зато я сумела понять, где искать спасения: в прощении; тогда я смогу двигаться дальше, и, быть может, ко мне вернутся чувства и воля к движению. Вся беда в том, что я не знаю, как это сделать, не знаю, как простить. Обида лишает сил; даже такой брякающий колоколец, как Ника, способен одним словом выбить землю из-под ног, пусть и при том, что я, быть может, не вполне адекватна… Стагнация; штиль.

Об этом я думала после того, как Ника уехала, а я отправилась на поиски подарка. С недавних пор я не разрешаю себе думать слишком долго. Так и в этот раз. Я выкинула из головы мысли и сосредоточилась на выборе подарка для Наташи и её мужа Игоря. Вскоре мне попался отличный плед, я купила его и пошла бесцельно по улице. Зашла в кафе, которое до пяти часов работало, как столовая. Было без двадцати пять, но ещё оставалась нормальная столовская еда, и она была горячая. Я решила просидеть здесь до половины шестого, а потом пойти пешком в «Лимпопо», пристроилась у большого окна и стала рассматривать людей, которые шли по улице.

Я доедала салат, когда позвонил Ян Бокар. Он сказал, что билет пришлось взять на неделю раньше, на завтрашний вечер, и он хочет увидеть меня, чтобы попрощаться. Ян был самый приятный из моих коллег. Я сказала: «Приезжай в кафе».

Он приехал быстро, сначала я увидела, как он перебегает улицу, потом, как идёт по тротуару, держит и оглядывает маленький розовый букет, похожий на букет невесты.

– Привет. – Ян протянул мне розы.

– Спасибо.

Я поднесла розы к лицу.

В далёком городе Иркутске Бокара ждала девушка с необычным именем Руслана. Девушка училась на бухгалтера и мечтала стать моделью. Ян собирался жениться на Руслане и сделать ей трёх или четырёх ребятишек, чтобы она навсегда забыла свои мечты. Я считала, что лучшим даром любви было бы помочь Руслане найти работу в модельном агентстве. Ян не соглашался, он боялся, что Руслана бросит его, и не забирал Руслану только потому, что от нашего города до Москвы, где с модельными агентствами было проще, чем в Иркутске, было рукой подать. Мне казалось, что у Русланы на фотографии глаза далёкой звезды, которой не суждено зажечься, которую потушат незаметно и из лучших побуждений. Я сказала об этом Яну. Он ответил, что в любви каждый сам за себя, и благородство – отступное любви уходящей: любовь, которая здесь, всегда корыстна, да и разве плохого он желает Руслане?

Мы пили кофе и болтали. Я знала, что нравлюсь Бокару, и это вытеснило жалкие мысли.

Я спросила:

– Все говорят, что ты хочешь со мной переспать. Это правда?

– Кто это тебе сказал? – шутливо нахмурил брови Ян.

– Так, значит, нет?

– Досужий вымысел и бабьи сплетни. – Ян показал мне язык.

Мы снова болтали о незначительных вещах, мне было легко и грустно. Одновременно где-то глубоко внутри меня нарастало беспокойство. Когда стрелка часов на стене кафе показала половину шестого, мне пришла в голову идея.

– Яночек, ты свободен сегодня вечером?

– И ночью тоже, – с готовностью откликнулся Ян.

– Я сегодня, вот прямо сейчас, приглашена на семейный праздник. Ты не мог бы пойти со мной?

– С какой стати?

– Мне хочется пойти туда с мужчиной. Ты можешь притвориться моим мужчиной на один вечер?

– А на ночь? – Глаза Яна улыбались.

– Нет, только на вечер. Пожалуйста, выручи меня.

– Политический момент? – Ян прищурился.

Он потянулся, вытянул ноги, и на него с грохотом упал зонт, который я приставила к стене под столом.

– Что это? – Он вытащил зонт и разглядывал с комичным ужасом.

– Зонт-трость. Мой зонт. Потрясающе полезная вещь, когда идёт дождь. И потрясающе неудобная, когда дождя нет.

– Но ведь уже две недели не было дождей!

– С утра передавали, что будет дождь. Мне не хотелось промокнуть, и я весь день таскала его с собой, а дождь не пошёл.

– Ты зануда. Вот этот зонт…

– Ян!

– Ну хорошо, хорошо. Честно говоря, я надеялся, что сегодня вечером ты свободна… Но, раз нет, пойдём, поздравим твоих друзей. Только, чур, я буду тебя обнимать.

Он улыбнулся, и я улыбнулась ему в ответ.

Мы вышли на залитую светом улицу и пошли по направлению к «Лимпопо». Я взяла сумку и цветы, а Ян нес чемодан с пледом и зонт. Он всё пытался поудобнее пристроить зонт за спиной, но зонт болтался и бил его по пояснице.

– Чёрт, и правда, до чего же неудобный. Может, выбросим его в контейнер? Какой-нибудь бомж найдёт, скажет тебе спасибо.