они цапаются постоянно, не иначе потом приезжают к ней на квартиру и задают жару.

Слухи были обидными. Двуличие — в глаза-то мне улыбались — было еще обиднее. Я не хотела идти на работу и целый день слушать шепот, зная о том, что стоит мне выйти из кабинета, и этот шепот станет словами, сказанными вслух.

Сегодняшний день был особенно ужасным еще и из-за того, что и сам Макаров был как никогда ужасен. Да, я понимала, что семейные проблемы не особенно способствуют хорошему настроению, но сегодня было нечто из ряда вон.

«Тамара Павловна, вы еще долго собираетесь тормозить? Я попросил вас принести приказы еще утром».

«Юстина Борисовна, на кой ляд вы прислали ко мне Наталью, если я сказал, чтобы с документами зашли вы? Я вам каждой должен по разу объяснять, что мне нужно?»

«С чего это у Сусаниной персоналка на следующий месяц в два раза выше, чем у остальных? За красивые глаза? Да меня не волнует, я не согласую. Забирайте».

И все в таком роде.

Я скрипела зубами, пару раз взорвалась и сказала, что большего хама еще не видела в своей жизни — «меня сейчас от ваших слов должна советь замучить? Успокойтесь, выпейте кофейку, и через десять минут я вас жду», — один раз хлопнула дверью…

И я с этим человеком якобы сплю? Господи, мне все-таки придется чем-нибудь в него зашвырнуть. Руки просто чесались.

Так что я влезла в маршрутку, кипя от сдерживаемой злости, и так же зло растолкала амбалов, когда освободилось место, и уселась у окна, надеясь, что не сломаю себе зубы — так крепко их сжимала.

Телефон в сумке нещадно вибрировал, но я смогла добраться до него только сейчас, и почти даже не удивилась фамилии, которую увидела.

Макаров.

Четыре пропущенных вызова — и я просто онемела… но не от того, что увидела имя начальника на экране, а от того, что заметила в своей сумке.

Документы по бюджету, которые я должна была отдать ему, и которые утащила с собой. Папку, которую я со злости запихнула в сумку и даже не заметила этого.

— Вы там обо мне забыли или как? Я ночевать здесь не намерен.

Я схватилась за телефон и сумку руками, впилась в пол маршрутки каблуками и рванула к двери так, что едва не вылетела в окно.

— Я через десять минут к вам зайду.

— Ну жду. Вообще-то я торчу здесь только из-за вас.

Он едва успел положить трубку; я завопила водителю: «На светофоре остановите!» и вылетела из маршрутки, тяжело дыша и костеря Макарова и себя на чем свет стоит.

Черт. Черт, черт, черт!

В темноте осенней ночи переохлажденный дождь со снегом казался особенно неприветливым. Я махнула рукой одной машине, другой — мать так растак, да остановитесь же кто-нибудь! — и наконец темно-зеленая «тойота» с шашечкой такси все-таки затормозила.

— Куда тэбэ? — Какой вежливый, смотрите-ка.

— Мнэ к ТК «Горский». — И мне ни капельки не было стыдно, я была слишком зла.

Я назвала адрес, и мы сорвались с места. По оконному стеклу били капли-снежинки, растекались бликами, туманили взор, как слезы, застившие глаза. Я надеялась, что Макарову не придется меня долго ждать; ждать он не любил, а еще он не любил, когда люди не делали то, что он им сказал.

Не чуя под собой ног, я взлетела на второй этаж с папкой в руках. Светы уже не было, на всем этаже была открыта только дверь бухгалтерии: девчонки тоже часто задерживались допоздна, и я понеслась прямо к двери замдиректора, на ходу стряхивая с волос тающий снег.

Когда до кабинета оставалось два шага, дверь открылась. Я едва успела остановиться, когда Макаров вышел мне навстречу, мысли, как шальные, разбежались, чтобы собраться вместе снова: у меня наверняка нелепый взъерошенный вид, мокрые волосы, дышу так, словно стометровку на мировой рекорд бежала… Кедр, сандал и что-то еще — и я едва не врезалась в него намеренно, просто потому что хотела.

— Документы. — Я буквально сунула их ему в руки. — Бюджет. Как вы просили.

Но Макаров даже не опустил на них взгляда. Оглядывал меня, наверняка замечая все то же, что заметила я сама, и вдруг в какой-то момент улыбнулся, еле заметно, самую чуточку, больше даже глазами, чем губами.

— У вас в кабинете крыша прохудилась?

— Да какая крыша! — вспылила я так, что наверняка было слышно в бухгалтерии. — С моей крышей все нормально, забирайте документы, мне домой надо!

Он все-таки забрал папку, и я тут же полезла в сумку за телефоном, чтобы вызвать такси. Я не представляла, как пойду до остановки по такой непогоде, так что, мысленно чертыхаясь, приготовилась заказывать машину и тратить уйму времени на ожидание, но Макаров вдруг отступил на шаг и открыл передо мной дверь кабинета.

— Прошу вас, Юстина Борисовна.

Я не двинулась с места.

— Что-то не так с документами? — Но он ведь даже не смотрел на них. — Я буду послезавтра, у меня сейчас не…

— Прошу, — повторил он настойчиво, и я поняла, что так просто мне не уйти.

Да что за идиотский день! Если сейчас он скажет, что что-то не так и мне надо задержаться, я просто пошлю его куда подальше.

Но я безмолвно послушалась. Макаров закрыл за мной дверь, заглянул в папку — и тут же небрежно бросил на стол, подошел к шкафу, где висела его верхняя одежда… я стояла и, совершенно не понимая, что происходит, разглядывала большой аквариум, стоящий у окна. Наследие прошлого заместителя директора, которое мы про себя называли аквапарком: огромная емкость, в которой плавало, переливалось и шевелило плавниками целое маленькое рыбье сообщество — и вся эта золотисто-оранжево-красная семья сейчас зависла в воде неподвижно, словно прислушиваясь к нашему разговору.

— Предлагаю компенсацию, — сказал Макаров, снимая с вешалки куртку и подходя к зеркалу, и я отвлеклась.

— Денежную? — Удержаться было сложно. — Вы не выписали мне в этом месяце премии, а наличкой я не беру.

— Эти документы потерпели бы еще пару дней, — сказал он, глядя на меня в зеркале, и мои брови от такого признания взлетели. Он только утром сказал мне, что «мне они кровь из носа нужны». — Я понятия не имею, почему ты решила, что надо отдать их мне именно сегодня.

—