Степак объяснил мне, что позже придется известить родственников о том, что в учебном центре из-за вопросов дисциплины и для пресечения утечек научной информации нельзя пользоваться Интернетом. Смс же и триста евро в месяц за меня будет слать сотрудник, который за это отвечает.

Я в очередной раз перевернулся на другой бок. Мало, мало информации! Степак мне рассказал лишь минимум, пообещав, что остальное объяснят на месте. Я очутился в положении Нео, который согласился проглотить красную пилюлю, не до конца осознавая, зачем это делает. Но мне, по крайней мере, за это платят… За умение проходить там, где другие пройти не могут, и не просто проходить, но проводить с собой еще и транспорт с грузом. Причем для этого нужно желание доброй воли… Так, а это уже — кое-какая информация. Значит, проезды-выезды эти как-то реагируют на человека и определяют… его желание, что ли? Какой-то мистикой попахивает, однако. Конечно, в будущем мне наверняка больше станет понятно, но как хочется узнать побольше и прямо сейчас, когда я и ведать не ведаю, что может попасться на моем дальнейшем жизненном пути, обещающем быть весьма фантастическим…

Я закинул руки за голову, прижав правый локоть к холодному пластику купейной перегородки. Интересно, когда я вернусь через несколько месяцев, Катька меня будет ждать? Или все ее внимание — лишь флирт?

Катя-Катя-Катерина с серо-голубыми ехидными глазами Анджелины Джоли… А ведь я ей даже стихи написал… такие, в стиле Есенина. И хотя всепроницающая мама и ворчала, что девка весьма ветрена с виду, хоть моя любимая сестренка и предупреждала со смешинкой — не пожалей, братец, знаем ее похождения! — я все равно лелеял мечту об общей жизни, будучи подогреваемым несколькими поцелуями у подъезда после совместного похода в кафе.

Поезд мягко раскачивался, железным червяком скользя по рельсам. Звякала ложечка в такт. И, словно из глубокого колодца, все тише и тише становился храп моего сопровождающего.

Проснулся я от невежливого толчка в бок.

— Вставай, Алексей, прибыли, — пробубнил мне в ухо Григорьев резким ароматом зубной пасты.

Я сполз с полки, пошарил ногами в поиске кроссовок.

— Я чай уже заказал, через десять минут будем на месте.

Григорьев, в отличие от меня, был свеж, ясен, подтянут.

«Ага, прохрапел всю ночь беззаботно, — мрачно думал я, уже стоя в очереди в туалет. — Небось ему в неизвестность не отправляться…»

После умывания и пары стаканов противного поездного чая — знаете такой, со стойким привкусом накипи? — я повеселел и, выйдя на унылый перрон захудалого вокзальчика, бодрячком потопал вслед за сопровождающим, который даже изволил взять одну из моих объемистых сумок.

Возле вокзала нас ждал старенький «Опель-Астра», куда мы втиснулись под бдительными взглядами пары-тройки привокзальных таксистов. Водитель — худой седоватый мужик лет шестидесяти, молча пожал григорьевскую руку, лениво мазнул меня взглядом небольших светло-карих, почти желтых глаз и, погладив аккуратные, пронизанные сединой усы, тронул машину, прибавив громкости Высоцкому, что хрипел из динамиков. «Опель» пошел на удивление мягко и мощно, показав, что не так он прост, каким кажется или кто-то хочет, чтобы казался. От вокзала мы свернули между одноэтажными хатенками, повиляли по переулкам и выехали на магистраль. Утро было серым и влажным, всплакивающим мелкими брызгами то ли дождя, то ли крупного тумана.

«Натопи ты мне баньку, хоз-зяюшка-а-а!» — рвал сердце и струны Владимир Семенович, и я подумал, что тоже не отказался бы от парилки, да с хорошим веничком… Похоже, и водитель о чем-то таком думал — морщины его лица постепенно становились менее жесткими, как я заметил, поглядывая на него наискось с заднего сиденья. Глаза стали мечтательными…

Так молча, под хрип душевный мы и добрались до съезда с магистрали, где, повернув на узкую невзрачную дорогу, проехали еще пару сотен метров, после чего худой остановил машину и наконец изволил разжать губы.

— Проверяли? — кивнул он на меня, засовывая сигарету в зубы под усы. Зажмурил левый глаз — прикурил.

— Проверяли, — подтвердил Григорьев, открывая дверцу со своей стороны.

— Ты, мил-человек, тоже выдь из машины, — распорядился водитель, доставая какой-то приборчик из бардачка. — Еще разок проверить надо — правила!

Они быстро выгрузили мои вещи из багажника, водила, пыхтя сигаретой, поводил приборчиком вокруг вещей, потом вокруг меня и, удовлетворившись результатом, пожал Григорьеву руку.

— Ну, до встречи, камрад.

Григорьев направился назад к трассе.

— Подождем, — худой выбросил окурок и достал из кармана куртки оранжевый пакетик. — Курагу будешь?

Курагу я любил, и мы молча жевали минут пять, после чего водитель сел в машину, пригласив и меня.

— Меня Петром зовут, Петр Данилович.

— Алексей. — Я пожал протянутую руку.

— Сейчас Санек подойдет и поедем, — Петр Данилович криво ухмыльнулся, показав желтые зубы с правой стороны, напоминая мне этим мою покойную двоюродную бабушку. — У тебя вопросов, наверное…

— Да, хватает.

— Ничего, много интересного узнаешь.

Мягко пиликнул мобильник. Петр Данилович достал слайдер из кошелька на поясе, раздвинул возле уха, выслушал кого-то.

— Все в порядке, — сказал он мне и запустил двигатель. — Вон и Санек показался.

Из-за деревьев действительно вынырнул длинный сутуловатый парень в спортивной серо-синей куртке и бейсболке. Сел в машину на заднее сиденье, хлопнув дверцей. Блеснул светло-голубыми глазами.

— Уехал? — Данилович тронул «Опель» и резко набрал скорость. — Сколько раз тебе говорить: не хлопай!

— Так не твоя же, Данилыч, чего переживаешь? — Паренек поймал мой взгляд в зеркале заднего вида, подмигнул. — Он попутку поймал, поехал в город.

— Мне сказали. А машину беречь надо, хоть и не своя. — Данилович продолжал хмуриться.

— Во-во, понеслась… — Санек просунул вперед руку. — Будем знакомы, я — Санек.

— Алексей.

— Ты — наш Проходимец? Прикольно. Доехал нормально? На Данилыча внимания не обращай, он всегда ворчит. Отпразднуем прибытие — у меня коньяк неплохой есть. Я тебе все объясню, ты ведь первый раз здесь? А на Дорогу тоже в первый?

Санек, похоже, был этаким типажом болтливого шалопая. Задавая кучу вопросов, он тут же перескакивал на другие, не переставая играть плечами и ухмыляться. Я еле успевал отвечать. Попробовал было просто помолчать, но Санек, не обращая внимания и не делая пауз, затараторил про каких-то «отпадных девчонок», с которыми — он делал при этом многозначительное лицо — он меня там познакомит.

Дождь стал крупнее. Данилыч, как с легкой руки Санька я стал его про себя называть, увеличил частоту взмахов дворников и сбросил скорость. Свернул на еще более узкую щебневую дорогу, немилосердно изрезанную покрышками. Дорога петляла в узком промежутке между двумя рядами чахлых голых деревьев, за которыми виднелись неуютные серые поля. Наконец нам преградил путь облезлый палец шлагбаума. За ним расположились открытые решетчатые ворота, в обе стороны от которых, на сколько можно было видеть, простирался заборчик из колючей проволоки. Над воротами красовалась такая же облупленная, как и шлагбаум, надпись: «Частное хозяйство „Хуторок“». Из-за корявой будки поста вылетели два питбуля и заплясали вокруг машины, стараясь заглянуть в окна.