Скоро стало понятно, что именно здание, с его колоссальным коммерческим потенциалом, а не газета, с ее знаменитым брендом, представляет собой главный капитал акционерного общества.

Но это же обстоятельство делало газету вдвойне привлекательной для хищников. «Вестям» еще относительно повезло. Во-первых, значительную часть акций успела скупить сама редакция. Во-вторых, появился, откуда ни возьмись, некий «добрый волшебник», человек по имени Сергей Щелин, никому до тех пор в журналистском мире не известный. Не то чтобы олигарх, но почти.

Разные слухи ходили о том, как именно Щелин так быстро заработал свой капитал. Например, одна из версий была такая: он имел большие связи, с одной стороны, с лагерно-тюремным начальством, а с другой — во всяких спецслужбах. Первые устроили ему за смешные деньги огромное количество колючей проволоки, которой с крушением Советского Союза почему-то оказался колоссальный избыток. А вторые организовали ему практическую монополию на поставку того же замечательного продукта в страны Африки, которым, напротив, колючей проволоки требовалось бесконечное количество. Были у Щелина, возможно, и третьи связи, позволившие ему получить льготные кредиты на финансирование всей схемы. Ну и с таможней тоже кто-то якобы помог ему разобраться, чтобы проволока была отнесена к категории военно-стратегического экспорта, обложению пошлиной не подлежащей.

А уж маржа на этой самой проволоке образовалась такая, что легко было и первых, и вторых, и третьих щедро отблагодарить. Хватило и на то, чтобы надзирающие органы успокоить и потенциальных конкурентов придушить в зародыше.

Другие версии происхождения щелинских денег банально увязывались с торговлей ломом цветных металлов и жидкостью из устий нефтяных скважин. Но это принято почти всем богачам приписывать. Версия с колючей проволокой казалась более экзотической, а потому и более интересной, и журналистскому люду хотелось верить именно в нее.

Так или иначе, но вдруг появился сибиряк Щелин в Москве с немереными деньгами и без ясного представления о том, что именно с ними делать дальше. Хотел вроде бы театр купить, поскольку был, кажется, режиссером по образованию. Но раздумал. Обратил свой взор на средства массовой информации. Был он, оказывается, подписчиком «Вестей» в третьем поколении, для него это название в детстве было синонимом слова «газета». И почти синонимом слова «Москва».

Подумал он — вот это будет круто! И перекупил по случаю изрядный пакет акций. А потом пришел в газету и сказал: у меня одна задача — помочь сохранить вашу редакционную независимость. Чтобы сам журналистский коллектив, прямо как во французской «Монд», определял свою стратегию и редакционную политику и соответственно выбирал себе руководителей. Но не хотелось бы, говорил он, чтобы вы превратились в очередной «Московский комсомолец» или в «Комсомолку». Нужна же России хотя бы одна серьезная, качественная газета, своя «Нью-Йорк таймс». Но желательно при этом, чтобы она все же окупалась как-нибудь, а со временем и доход какой-никакой приносила. Так что давайте работать вместе в этих параметрах.

И вот теперь от Щелина и его верности заявленной программе очень сильно зависела судьба газеты, которую рвали на части всякие могущественные силы, и частные, и государственные. Как это так, залоговые аукционы идут, а они ни при чем, а они — нейтральные, целку из себя строят, понимать… Да и выборы президентские не за горами, а они что-то не определятся никак: за красных они или за белых, на коммунистов будут работать или на Ельцина? Как это — ни на кого? И неужели никто их к рукам не приберет? Да так не бывает!

— Ну и что твой Щелин? — словно прочитав мысли Данилина, вдруг спросил Игорь. — Все темнит? Все редакционной независимостью клянется? Я вот слышал, что он с солнцевскими связался.

— Щелин — с бандитами? Никогда не поверю! — возмутился Данилин. — Я понимаю, что ты его не любишь, имеешь полное право, но повторять такие идиотские сплетни… негоже, ой негоже, товарищ ответственный секретарь!

— Но под кого-то ему все равно лечь придется. То ли под солнцевских, то ли под чеченов, то ли под Березовского… Ведь самому ему не выстоять.

— Да с чего ты взял?

— Вот увидишь, что случится в самое ближайшее время. Подойдет очередной залоговый аукцион, и придет, стало быть, к нам наш благодетель да попросит так конфузливо: вот этот материальчик не надо бы ставить, ребята, а? Или, наоборот, вот это бы напечатать надо, позарез. То есть я всей душой, завсегда за журналистскую независимость, никогда не вмешивался и впредь не буду. Но тут такое дело… По дружбе прошу, вот один этот, единственный разочек, ну что вам стоит, а? Тут-то мы и узнаем, кто есть кто. И про тебя тоже, может быть, что-нибудь новое узнаем, Лешенька. Потому как интересно будет услышать, что ты ему в ответ на это скажешь.

— А ты сомневаешься? — Данилин так вдруг разозлился, что почти закричал. — Пошлю, конечно, далеко пошлю, прямо к такой-то матери! Никаких исключений! Стоит коготку попасться, так и всей птичке пропасть! Разок уступишь, и все, поминай как звали…

— Юпитер, ты сердишься, значит, ты неправ, — сказал Игорь. Потом помолчал немного и добавил: — Самое смешное, что он может вовсе и не к тебе с этим прийти, а, например…

— Например, к тебе?

— Например, ко мне. Или к Ольге…

— Ну при чем тут Ольга!

— …или еще к кому-нибудь… Вот тогда уж будет «джинса» так «джинса»…

Теперь они оба молчали и, не сговариваясь, тоскливо смотрели в окно.

После изгнания прежнего руководства главного редактора выбирал коллектив. И главным выигрышным моментом для Данилина было именно то, что на приватизации родной газеты он ничего не заработал. А главным соперником на выборах был, естественно, Игорь. Который кое-что заработал, но не то чтобы очень много. Но все-таки раза в два больше акций урвал.

Данилину помогал оплаченный Щелиным грамотный, учившийся в Америке, пиарщик, который так лихо выстроил предвыборную кампанию, такие листовки сочинил, что Игорь со своей простодушной проповедью на тему «да вы же все меня знаете, да вы же со мной столько лет работаете, я не подведу» не имел шансов. Пиарщик бил на бескорыстие Данилина и его неучастие в интригах — раз, на его западный опыт и связи с английскими издателями — два, и на четкий стратегический план, своего рода «500 дней» для «Вестей», — три.

А Игоря все действительно знали, уважали, но побаивались и считали грубоватым и слегка высокомерным.

Так что вполне возможно, что мог Данилин победить и без всякого пиарщика. Так он, по крайней мере, себя утешал.

А вот почему Щелин к нему, Данилину, так воспылал, почему именно только его хотел видеть во главе газеты, вот это оставалось до конца неясным. Про пиарщика, кстати, Щелин только после выборов признался, когда поздно было отказываться. А так принес как-то план кампании грамотный и текст листовки — гениальный. Пробормотал что-то вроде: «Один умный мужик тут мне насоветовал». Данилин повертел тексты в руках, признал гениальность. Посомневался, покряхтел и решил воспользоваться — что добру пропадать! Убрал из листовки пару преувеличений, гадости про Игоря вычеркнул. И все, отдал своим добровольным помощницам из отделов писем и проверки для размножения.