скрывается в одном из номеров почти в самом конце коридора.

Улица встречает их лёгким снегопадом и морозцем.

— Ух, — выдыхает Лина, зябко ёжась и пряча скованные тонкими перчатками ладони в карманы. — Похолодало.

Павел встряхивается, распушаясь, и делает первый шаг на снежное полотно. Он готов согласиться с Линой, на улице действительно стало холоднее. И будто бы темнее, хотя до заката должно быть ещё несколько часов.

— Кажется сюда, — неуверенно шепчет Лина указывая ладонью в сторону и Павел следует за ней, осторожно стараясь ступать след в след и не оставлять таких уж явных следов за собой. Хотя сыплющий с неба снег всё равно быстро всё скроет.

— Может тебя понести?

— Может тебя укусить? Я домовой, а не домашний котик.

— Но выглядишь, как он.

Выскочив из-под прикрытия Лининых следов и принимаясь прокладывать путь самостоятельно, Павел недобро косится на неё, встречаясь взглядом с весёлым прищуром.

— Мы тут не просто так, — напоминает он и едва не тыкает сам себя мордой в снег. В наказание, потому что ему совсем не нравится, как меняется лицо Лины от этих слов. Как она поджимает губы, сосредотачиваясь и переставая отвлекаться.

— Вон там, — замечает Павел спустя какое-то время.

Заснеженный холмик совсем не похож на статую жирафа, но это единственное, что хоть как-то подходит.

— Может быть… — неуверенно шепчет Лина, тогда как Павел уже во всю скачен к высокому, неправильно тонкому сугробу порой увязая в снегу по грудь, а порой и по шею.

— Паш, не торопись! — забывшись, кричит Лина, когда он, оказавшись рядом с сугробом, стряхивает лапами с него снег.

«Действительно…»

Под снегом оказывается бронзовая нога и Павел задирает морду вверх.

Кажется, они нашли жирафа.

— Чувствуешь что-нибудь? — спрашивает он, оборачиваясь к Лине, и та послушно закрывает глаза, даже не спрашивая то ли это место или нет.

— Холод, — начинает она, хмурясь и на мгновение прикусывая губу. — Темнота. Земля… мёртвая…

Он слышит, как шумно сглатывает Лина, но уже не смотрит. Лапы осторожно ощупывают рыхлый снег, а потом и вовсе начинают копать.

Одна. Вторая… Третья…

Теперь приходит черёд Павла сглатывать.

Он откопал всего три тельца, но готов поспорить, что их здесь больше. Земля в этом месте действительно мёртвая. Будто выжженная смертью.

Павел готов поспорить, что даже на кладбищах земля живее будет, живут же на ней кладбищенские стражи, а тут… будто полоса отчуждения какая.

— Она не касается статуи, — севшим голосом шепчет Лина и Павел кивает, снова задирая морду.

— Похоже, они пришли сюда сами.

Павел отступает от находок и садится, подобно манулу ставя лапы на хвост. Подушечки с непривычки мёрзнут.

— Чтобы умереть?

— Чтобы быть высосаными. Подранки, Лин. Они все были ослаблены.

Они оба замолкают, и Павел какое-то время смотрит на находки, вслушиваясь в себя и пытаясь найти хоть какую-то зацепку. У них меньше двух суток на то чтобы разобраться с этим. Если они не разберутся, то Лине придётся докладывать. В конце концов, она просто ученица, а он и вовсе… домовой. Не их это дело и информацией с ними уж точно делиться не будут.

Задумавшись, Павел не сразу замечает поползновение мёртвой пустоты в их сторону. Та успевает протянуть своё эфемерное щупальце почти к самому носку Лининого ботинка, прежде чем он вскакивает, вздыбливая шерсть. Шипение вырывается помимо воли, а в следующий момент Павел прыгает, отгоняя пустоту от Лины и оттесняя ту подальше.

— Идём. Живо.

— Да что… — начинает Лина, но замолкает, то ли почувствовав эту гадость и сама, то ли просто подчинившись.

— Живо в санаторррий, — шипит он, косясь в сторону находок.

Убедившись, что пустота втянула в себя все щупальца, Павел устремляется за успевшей уже достаточно далеко отойти Линой, а потом и вовсе прыгает, снова взбираясь на плечи.

Так будет быстрее.

* * *

Павел испытывает дежавю, когда спускается с плеч Лины на пол номера. Снова.

Дёрнув хвостом, он отступает. Хочется спрятаться и подумать, но небольшой шкаф занят, а на нём, скорее всего столько же пыли, сколько и под кроватью. Не в ванную же в самом деле забираться.

— Паш, — тихо зовёт Лина, когда он всё-таки определяется и запрыгивает на кровать, приминая лапами простенькое серенькое покрывало. — Что это было?..

Сев и укрыв хвостом передние лапы, Павел задумывается, пытаясь сопоставить свои знания с тем, что они узнали. Выходит негусто и грустно.

— А на что это похоже, по-твоему? — вопросом на вопрос отвечает Павел, продолжая в уме собирать сразу несколько пазлов, подставляя кусочки информации в картинки и смотря, где они покажутся гармоничней.

— На ритуал, — задумчиво отзывается Лина, закончив с верхней одеждой и присев на кровать рядом. — Только странный… Ритуал обычно сопровождается либо жертвоприношением, либо подношением, но… Ты сказал, что они пришли туда сами и их никто не убивал.

Павел чувствует, как в шерсть на загривке зарываются успевшие согреться пальцы, как они добираются до основания ушей, чтобы почесать там, и жмурится. Когда думает, Лина всегда перебирает что-то в руках или вот, чешет его, будто простого домашнего кота. Впрочем, Павел никогда не был против. Ни когда она была маленькой и приезжала к бабушке в гости, ни сейчас.

— Это детский сад, — тихо откликается Павел и сглатывает в попытке подавить рвущееся из груди кошачье мурчание. А вот пальцам поддаётся и дальше, поворачивая голову так, чтобы те почесали под подбородком.

— Что?

Пальцы замирают, едва добравшись до горлышка, и Павел открывает глаза, встречаясь с Линой взглядом.

— Детский сад, говорю, — Павел отстраняется, убирая голову от тёплых пальцев, да и Лина убрав руку, забирается на кровать с ногами. — Что-то вроде полосы отчуждения. Ты, наверное, знаешь про реку Смородину и Калинов мост?

Лина хмурится, но кивает, давая понять, что знает и не только то, что в сказках могло вскользь промелькнуть.

— Но причем тут это?..

— Пройти в Навь можно по мосту, через дом Яги и с проводником. Выйти, если