— Русалка? А я решила, что ты из морского народа… или тюлень, — сказала я.

— Хочешь, чтобы я был тюленем? Для тебя я с радостью им стану.

— Оставайся мужчиной. Мужчиной на хорошей лошади.

Внезапно я поняла: человек с лошадью. О Иисусе! Мария и Святой Иосиф! Цыган, бродяга… Всю жизнь меня предупреждали: «Не отходи далеко, иначе тебя украдут цыгане! Эти прохвосты украдут у тебя зубы, а потом тебе же их и продадут!»

Когда караваны пестрых цыганских кибиток проезжали через Голуэй Сити, мама сильнее прижимала меня к себе. А женщины на рынке перешептывались: «Они иногда забивают своих жен до смерти».

«Отвернись, Онора, не смотри на них! — приказывала мне мама. — Цыганки могут сглазить тебя».

И вот теперь передо мной он, человек с лошадью, цыган!

— А где все остальные? — «Будь поаккуратнее, Онора».

— Остальные? — переспросил он. — Тут только мы с Чемпионкой.

— А разве ты не путешествуешь в кибитках вместе с табором?

— Ты решила, что я цыган?

По правде говоря, мне было все равно. В синеве его глаз отражался залив, а на губах играла улыбка.

— Я не цыган, хотя считаю, что и среди них есть приличные люди. Скитаться всю жизнь по дорогам — ужасное дело, и, думаю, то, что они приворовывают время от времени, вполне можно понять.

— Понять-то можно, — согласилась я, — но ты не один из них?

— Нет, Онора Кили, хотя в данный момент у меня нет ни крова, ни домашнего очага.

— В данный момент?

— Я хочу поведать тебе свою историю, но не знаю, с чего начать. Может быть, с моей матери?

— Давай, — кивнула я. — Матери — это всегда очень важно.

И мы снова рассмеялись. Он взял меня за руку, и мне стало абсолютно не важно, есть у него мать или нет, цыган он или кто-то еще.

Его лошадь подняла голову и заржала.

— Она что, тоже смеется? — спросила я.

— Возможно. Чемпионка любит эту историю, потому что мы с ней родились вопреки «естественному порядку вещей», как говорил мой старый школьный учитель.

Что это может означать? Сейчас он расскажет.

Мы удобно устроились, прислонившись спинами к теплому камню. Я повернулась так, чтобы видеть его лицо, когда он будет говорить. Как же очаровательно двигаются его губы, когда с них слетают слова. Синева его глаз темнела ближе к краям радужки, которая словно излучала странный свет. Какие густые черные волосы, какой прямой нос. Настоящий герой, вышедший из моря. Майкл Келли… Итак, его история.

— …Мерта Мор…

— Прости, Майкл, но кто он такой? Ты вроде бы хотел начать со своей матери.

— Ну да. Сядь поближе, чтобы ветер не уносил мои слова через залив к зеленым холмам графства Клэр.

— Все в порядке. Я и так слышу. Начни снова.

— Отец моей матери, Мерта Мор Келли, был крупным мужчиной, просто громадным, и очень немногие в Галлахе, да и вообще в окрестностях Баллинасло[10], могли бы бросить ему вызов. Даже полковник Блейкни, лендлорд, обращался к нему с определенным уважением. Он звал его Мартин, переиначивая его имя на английский лад, хотя для всех остальных он был Мерти. Род Келли заправлял на востоке графства Голуэй тысячу лет, когда туда вместе с Кромвелем пришли предки Блейкни, грабя и сжигая все на своем пути.

— А еще они разрушали аббатства и мучили бедных монахинь, — вставила я.

— Странно, что ты подумала об этом, потому что аббатства действительно играли там важную роль! Просто поразительно, что ты вдруг упомянула аббатства!

— Да уж, удивительно, — сказала я.

И мы снова засмеялись. Я придвинулась к нему поближе, и теперь мы грелись под солнцем совсем рядом.

— Мужчины в моем роду в течение многих поколений были кузнецами. Ты слышала какие-нибудь истории про Гоибниу[11]?

— Мне рассказывала о нем бабушка. В старину, до прихода в Ирландию Святого Патрика, Гоибниу делал оружие для героев и провожал смельчаков в иной мир с великими почестями.

— Правильно, — кивнул Майкл. — Но даже после прихода Святого Патрика кузнецы вроде Гоибниу раскатывали золото в тонкие листы, чтобы изготавливать чаши для причащения монахам и жезлы епископам и аббатам, а также великолепные торки[12], броши и заколки для вождей кланов. Имея тайное знание о том, как ковать железо и золото, кузнецы были молчаливыми и осторожными, строго хранили свои секреты. Таким был и мой дед. Но моя мать не страдала от тишины в доме, — продолжил он. — Хотя по натуре мама не была женщиной молчаливой, она говорила, что была вполне счастлива, посвящая свои дни приготовлению еды и уходу за моим дедом, потому что супружество миновало ее стороной. Никто не попросил руки дочери Мерты Мора. Молчаливые люди пугают других, особенно такие мускулистые…

— Вроде тебя? — вырвалось у меня, прежде чем я успела подумать. Я чувствовала его руку — действительно очень мускулистую.

— Ну, по сравнению с ним я слабак, — сказал Майкл. — Он был настоящим великаном, легко поднимал железные чурки и мог выковать подкову несколькими ударами молота. Нужно было быть очень смелым человеком, чтобы прийти в темную кузницу Мерты Мора Келли и просить руки его дочери. И таких не находилось.

— Но один все же нашелся, — предположила я, — ведь ты-то появился.

— Я появился.

Между нами повисло молчание, которое становилось напряженным.

— Продолжай, — наконец попросила я.

— Ты что-нибудь слышала о Галлахском замке?

— Прости, нет, — ответила я.

— Это хорошо. Тогда я расскажу тебе. Представь себе огромный каменный форт, построенный на высоком холме, с террасами по склонам. На них могли удобно расположиться толпы зрителей, пришедших посмотреть на скачки, устраиваемые родом Келли по скаковому кругу. От замка сейчас остались лишь руины. Когда опускаются сумерки, там появляются привидения, а также добрые феи, которые, как тебе известно, любят быстрых лошадей.

— Я и вправду знаю это, — подтвердила я. — Моя бабушка — большая мастерица по всяким волшебным делам.

— Ах, — воскликнул он, — и это у нас с тобой общее!