Докатилось до того, что мне подарили даже плюшевого мишку, о котором мечтала ещё во втором классе. Здоровенный, неуклюжий, он, казалось, занял половину моей комнаты, но выкинуть рука не поднялась.

Двое некогда нравившихся мне парней заявились в гости. Причём одновременно. Без драки не обошлось. А когда нарисовался Антон, я думала всё, хана ребятам. Ан нет. Избиением младенцев мой новый воздыхатель заниматься не стал. Силушкой‑то сосед не обижен. Маленько помахались конечно, я даже залюбовалась.

А потом Антон всё испортил. Видимо надоел парню этот цирк. Неспешно так отбивая все их попытки атаковать, постоял с задумчивым лицом. Взял драчунов как кутят за шкирки и раскидал в разные углы. Те головушками буйными о стены приложились, но устояли.

Думаю, вот, сейчас по новой в бой рванут. Уже ручки в предвкушении продолжения зрелищ потираю. Ан нет. Утихли. Даже обидно. Как же так‑то? Вот она я, красивая! И что? Так вот просто взяли и сдались? Тьфу на вас. Обиделась я. Развернулась на сто восемьдесят и дверь квартиры перед незадачливыми кавалерами захлопнула.

Антон звонил. Стучал. В мобиле пришлось звук отключить и под подушку засунуть, чтобы вибрацией не раздражала. Вот парни тупые! Сам же кайф обломал, а теперь не понимает: чего злюсь? Ну чего ему стоило ещё часик… ну ладно полчасика подраться. Поподдаваться для приличия немножко? Я бы его потом искренне пожалела. Был бы в моих глазах рыцарем в сверкающих доспехах, защищавшим мою девичью честь. А так что? Ничего! Пришёл этот мужлан… Рембо недоделанный и… кина кончилась.

…Отец, оказывается, укатил в долгосрочную командировку. Мать на радостях сорвалась на курорт, предоставив мне полную свободу. А к концу третьего дня у меня пропал голос. Совсем! Я даже сипеть не могла.

И на фоне происходящих событий вспыли мои собственные слова из полусна–полугрёз: «Я никому ничего не скажу… Господи, исполни мою просьбу!» Осознав, что из‑за нелепого желания возможно навсегда лишилась дара речи, пришла в ужас. Мне стало страшно. По–настоящему страшно…

Я, кажется, схожу с ума. В голове одно за другим рождаются нелепые желания и тут же сбываются. Квартира превратилась в свалку с узкими тропинками–проходами от моей комнаты до стратегически полезных мест типа сортира, ванной и кухни. Чего тут только не было: и воздушные змеи из детства, и крыло типа кайта, о котором мимолётно успела подумать, смотря видеоролик в интернете.

И остановить всё это не было никаких сил. В голову не прекращая лезла разная чушь, и горы никому не нужного хлама в квартире продолжали расти едва ли не в геометрической прогрессии.

Самое страшное, что я даже спать не могла. Навязчивые желания не давали, а потом раздавались звонки в дверь и… в общем, я перестала открывать, и хлам скапливался теперь на подходах к квартире.

Благо дом у нас трёхэтажный, на первых этажах квартиры попроще, а на втором — располагаются двухэтажные элитки, по одной на подъезд. В такой вот и живу. И за неимением соседей скапливающийся на лестнице хлам никому не мешает. Пока.

Дошло до того, что я как человек будущего из фантастики научилась думать выделенными потоками информации. Робот блин. Один поток как всегда чего‑то желал, второй панически анализировал сложившуюся ситуацию и искал выход. Выхода не было. А вот причина… она точно кроется в районе озера в парке. Точнее не так: является следствием того, что привиделось там. Значит, если уснуть там же, то возможно…

Бред? Ага! Но и других вариантов я не вижу. Осуществить это проще простого. Как‑никак более трёх суток не спала. Совмещу приятное с полезным, авось удастся встретить рыжую стерву? О том, что при этом буду делать, как‑то не думала.

«Остановите Землю, я сойду!!!» — собираясь на диверсию в парк, мысленно взмолилась я, и тут же сердце пропустило удар: а если и вправду остановится? Но ничего не произошло. Видимо, не тем мысленным потоком взмолилась.

Продираюсь сквозь нагромождение хлама по квартире, вот она — заветная дверь… облом. Её с наружной стороны завалило. Тужусь, корячусь и с горечью признаю: без посторонней помощи не выберусь.

Повздыхав, выглянула в окно. Не–е… слишком высоко. Пришлось, забив на обиды и гордость, позвонить местному «Рембо». То есть отСМСить, голоса‑то по–прежнему нет.

Вскоре с лестницы стало доноситься шарканье ног и позвякивание, постукивание перетаскиваемого «добра». Через час к этим звукам добавилось пыхтение. Стемнело… с лестничной площадки начали доноситься приглушённые маты.

Всё это действо перемежалось смсками: «Что вообще происходит?» И моими невинными ответами: «Не знаю». Я не врала. Действительно не знала, не понимала и вообще начинала сходить с ума.

На какое‑то время всё стихло. Видать, выдохся спаситель. Но спустя час о его возвращении возвестил такой отборный поток матов, что я заслушалась, а некоторые даже на заметочку взяла.

Желания‑то не прекращались. Очевидно, по возвращении он обнаружил, что его труды канули под новыми грудами всякой всячины.

И вот он — момент истины. Язычок давно открытого дверного замка издаёт долгожданный щелчок, и… под треск разбиваемого о кафельный пол айфона я падаю… Тут же рядом вырастает… именно вырастает непомерно огромная Тошкина туша. То есть не того Антона, что к выходной двери пробивался, а моего домашнего питомца. Спина и хвост дугой, уши прижаты, из зубастой раззявленной пасти вырывается угрожающее шипение. Предатель! Любимец называется! От возмущения чувствую, как у меня шерсть на холке дыбом встаёт…

Что? Мать вашу…

— Ты чего малыша обижаешь? — пробивается в сознание усталый голос местного «Рембо», и огромная человеческая ручища подхватывает меня поперёк тельца, увлекая куда‑то вверх, прочь от возмущённого вторжением на его территорию грозного домашнего питомца. — Кать, ты где? — положив меня на свою широкую грудь, кричит Антон.

«Здесь», — мысленно вздыхаю, понимая, что сбылось одно из самых нелепых желаний, вот только выдавить из себя хотя бы жалкое «мяу» не могу. Голоса по–прежнему нет.

Запах мужского пота. Вообще‑то раньше казалось бе–е. Но моя новая, пушистая ипостась с наслаждением втягивала ноздрями дурманящий аромат. Это что‑то непередаваемое, его хочется вдыхать раз за разом. Ещё… ещё… даже желания в голову лезть перестали.

Надо бы испугаться, запаниковать. Не от того, что желаний больше нет, а потому что у меня ушки на макушке, хвостик морковкой и пушистость явно повышенная, а я нюхаю. Нюхаю–ю! И все чувства притупились. Вру. Остался страх. Вот сейчас меня отпустят, и… и… ой! Даже думать страшно. Нюхаю–ю-ю!

Антон, как тот ледокол, бороздит проходы некогда просторной, а нынче заваленной всяким хламом «элитки» и знай себе орёт:

— Катя!!!

А я что? Да ничего! Голоса у меня нет, посему… нюхаю.

Глупый человечек, решив, что не нашёл меня (наивный!), цветисто высказался по поводу взбалмошных девиц и ретировался из квартиры. Пушистую, разомлевшую на широкой мужской груди меня то ли забыл, что в руках держит, то ли осознанно решил спасти от местного рыжего мафиози по имени Тоша: унёс с собой.