— М–м-м… — растерянно промямлил мой «Рембо».

— Как у неё со стулом?

Тишина.

— Кормите чем?

Опять тишина.

— Та–ак… писает хоть?

— Ага! — тут же радостно сообщает этот подлый предатель.

— Уже хорошо. Мальчик или?

— Девчонка, — уверенно сообщает этот извращенец.

— Дело в том, что такие крохи даже если и научились уже кушать, но самостоятельно опорожнить кишечник ещё не в состоянии. Именно потому мы и не рекомендуем отбирать их у матери. Да, они маленькие и потешные, но вам же больше хлопот. Сколько дней она у вас?

— Дней? — удивлённо переспросил «Рембо».

— Ну не недель же? Даже визуально видно, что животное не истощено, и в то же время вздутия животика пока не намечается. Значит ещё недавно оно было рядом с мамкой.

И тут мой нос опять начал улавливать так полюбившийся аромат пота. М–м-м–м… «Видать, он нервничает, коль потеет», — пронеслось на краю сознания, и я превратилась в один бо–ольшо–ой обонятельный орган. И поняла: влюблена! Вот так — с первого нюха!

— С сегодняшнего, — признался тем временем «Рембо».

— Настоятельно рекомендую отдать малышку на воспитание в наш приёмник. Мы приучим её есть, к лотку, к когтеточке, и позднее вы, конечно же, сможете забрать её.

— Не отдам! — неожиданно резко отреагировал мой любимый «Рембо».

— Но я настаиваю, — в голосе женщины вместо заигрывания проявились требовательные нотки.

Спор длился ещё минут десять. Девица была на удивление настойчива. Милый «Рембо» остался непреклонен, чем окончательно покорил моё сердце. А когда прекрасный рыцарь в сверкающих доспехах уже закрывал за настырной гостьей дверь, я так и быть соизволила оторваться от его груди и победоносно взглянуть на… мать моя… Нет! В дверях стояла конечно же не моя мать. От меня никак не могла оторвать взгляд ярко–зелёных глаз «огнегривая». Да, да! Та самая! И в этот миг я ощутила, что, кажется, сейчас вновь упаду в обморок…

В этот раз сознание осталось при мне. Сижу в объятиях «Рембо» и ломаю свою крохотную головку: как она нашла меня? Что ей опять нужно? Наверняка рыжая может снять наложенное ею же «проклятие»… вдруг она хотела всё исправить? И тут я пригорюнилась. Хотя… зачем ей это? С другой стороны логики в её действиях изначально нет. Ведь и смысла накладывать «проклятие» не было.

Захочет ли та сама это сделать? Или заберёт и будет играть в кошки–мышки, наслаждаясь своим всесилием? Что я могу ей сделать? Да ничего! И так грустно вдруг стало… а потом видимо сказалось долгое время без сна, и я начала клевать носиком.

Заметив, что я засыпаю, «Рембо» соорудил этакое гнездо из одеяла, и осторожно уложив меня в образовавшуюся выемку, сел рядом и неожиданно заговорил:

— Моя крошка, — ласково произнёс он. — Одна ты у меня в этом мире… — вздохнул он с акцентом на слове «этом», но после галлюцинаций возле озера и обретения крохотной мохнатой тушки я вдруг поняла: он не так прост, и фраза последняя не иносказательная.

Он не из нашего мира. И, казалось бы, бред, а вот нет же, уверенность растёт с каждой секундой. Хотя и повода к тому нет. Но в моей ситуации начинаешь верить во что угодно.

Ведь если он не отсюда, а оттуда… то… то… существуют и другие ведьмы? Более добрые, нежели та «огнегривая». Надо лишь дать ему понять, что я не совсем то, чем кажусь на первый взгляд. И возможно он потом сумеет‑таки найти кого‑нибудь, способного вернуть мой родной облик.

— Мне пришлось бежать… — разглагольствовал тем временем Антон, уверенный в том, что я сплю и вообще ничего не понимаю. — Позорно. Но я был ранен и ослаблен, у меня не было выбора. Пусть здесь я ничто… лишён сил, безвестен… но я восстановлюсь. А когда вернусь… они пожалеют о том, что родились!

В его словах сквозили боль, грусть, в какой‑то момент послышался гнев, а последнее обещание явно не было голословным, и я поняла, что не хотела бы оказаться в числе врагов моего таинственного героя. Немного помолчав, он продолжил:

— Я был одинок, путешествуя по этому чуждому мне миру. Но я учился. Учился жить здесь и однажды понял, что надо осесть и не привлекать внимания. Мне нужно время. Если они найдут меня раньше, чем я смогу восполнить силы… я погибну, — и такая обречённость звучит в его голосе. Вздох. — Окончательно. Навсегда.

Какое‑то время в комнате царила тишина. Шокировано анализируя услышанное, ощущаю, что всё же начинаю проваливаться в дрёму, но его голос вновь выдёргивает меня из объятий Морфея:

— И вдруг я словно услышал зов. Не в силах противостоять, пошёл навстречу… хотя и знал, что возможно это ловушка. Это была она. Та, которую я видел во снах последние лет триста…

Сон как рукой сняло. Я резко подняла голову и, не веря, что не ослышалась, уставилась в глаза этому молодому с виду парню. Его рассредоточенный взгляд направлен куда‑то в одному ему ведомую точку за окном, и на мою реакцию он не обратил внимания. Фух… пронесло. Тихонько положила голову и слежу за ним из‑под ресничек.

— Не думал, что она существует… — на его губах проскользнула печальная улыбка. — Я легализовался в этой стране. Купил квартиру в её доме… часто, едва ли не каждый день сталкивался и как безусый юнец не решался заговорить, — вздыхает.

В этот момент я искренне завидовала той, о ком вздыхает этот… кто его знает, кто он? Но чувства его чисты, это видно, да и человечности более чем достаточно. Одно то, что меня не бросил на растерзание Тошке, уже о многом говорит.

— А недавно откровенно столкнулся с ней и даже заговорил. Пригласил на вечеринку, — по губам скользнула невесёлая ухмылка. — Думал, теперь всё будет хорошо. Дурак… — очередной тяжёлый, полный грусти вздох. — Она оказалась такой же как и все в этом испорченном мире.

До меня начало доходить, что та счастливица… это же — я! Красавчик с поляны возле озера с необычными глазами цвета стали как‑то ушёл на второй план. В душе рождалось что‑то новое, тёплое, светлое и… непривычное. Вот только почему я такая же, как все? Что я ему сделала? Стало жутко обидно, а этот болван как назло умолк, погрузившись в собственные мысли.

Возможно, обиделся из‑за того, что не пошла с ним на вечеринку? Так не могла я! И вообще всё это время находилась ближе некуда. Вот только ему‑то о том не ведомо, с грустью осознала я. И так себя жалко вдруг стало. Захотелось плакать…

— Мя–я-я–а, — не удержавшись, жалобно выдавила я и мысленно обругала себя на чём свет стоит.

Мой герой встрепенулся, сбрасывая задумчивость. Взглянул на меня грустными глазами. Не более весело улыбнулся и тут же спохватился:

— Ой, малышка, ты же, наверное, кушать хочешь? — воскликнул он.

В животике тут же заурчало. Я непроизвольно взглянула ему в глаза и кивнула. Не знаю, понял ли он что‑то или посчитал это совпадением, но тут же метнулся на кухню.