В тот день меня послали разгружать продукты, которые привезли два мужика. Здоровенные, куда крупнее меня. Оно и понятно: я – художник, они – грузчики. Я помогал Мэри носить коробки и ящики на кухню и раскладывать их по местам. Бруно учуял съестное и крутился под ногами.

Один из грузчиков грубо пнул его. Бруно взвизгнул и отлетел ярда на два. Мое сердце застучало громко и часто. Я не испугался, просто кота стало жалко. Руки и ноги мои затряслись, и я набросился на мужика с криком: "Не трогай кота! Что он тебе сделал?" Грузчики остолбенели от моей наглости. Но быстро пришли в себя и стали меня избивать. О, это они делали мастерски. Перекидывали меня друг другу как мяч. После первого удара показалось, что я вот-вот потеряю сознание – так было больно. Ещё секунду-две я сопротивлялся, но от сильного удара в живот задохнулся, сложился пополам и упал. В глазах потемнело. Пытался встать, но мужики принялись бить меня ногами. Я сдался. Наверное, они меня убили бы, но на шум пришла миссис Бернадетти.

От её крика грузчики вытянулись в струнку и стали оправдываться, точно школьники, мол, малец первый начал. Я подтвердил их слова, и хозяйка отпустила грузчиков. Но Мэри не смолчала. Рассказала, как я заступился за кота. Помню, как сидел на полу, размазывал рукой кровь по лицу и с удовольствием слушал её похвалу.

Подошёл Бруно, потёрся широким лбом о мою ногу, заурчал и принялся слизывать кровь с моей руки. Растроганные миссис Бернадетти и Мэри дали нам с Бруно молока, а мне достался ещё и кусок пирога.

Только дома я понял, как сильно меня отколошматили. Тело покрылось огромными синяками и ныло. К шишкам на голове нельзя было притронуться.

Правда, болячки скоро прошли, а расположение Мэри и миссис Бернадетти осталось.

Бруно стал моим другом и позволял себя гладить. Раньше-то он сторонился всех людей кроме хозяйки.

Как-то раз, он притащил на кухню дохлую мышь. Хотел подарить мне, но напугал Мэри. Она завизжала, выгнала Бруно и мышь следом вымела. Но наших отношений с котом это недоразумение не испортило.

Однажды Бруно меня защитил. Отплатил добром за добро. Это случилось на Пасху. Миссис Бернадетти испекла кексы и позвала всех учеников на кухню. Мы пришли, взяли каждый по теплому ароматному угощению и поблагодарили хозяйку. Она что-то рассказывала, и я положил свой кекс на стол и отвлекся. А когда вспомнил про него, оказалось, что он исчез. Проглотить его никто бы не успел, но сунуть в карман времени было предостаточно. Я сразу подумал на Сида – у него глаза бегали. Но что я мог сделать? Сказать: "Верни кекс"? Но я же не видел, что это Сид украл его.

Вдруг Бруно налетел на Сида, вцепился в его штанину и громко замяукал. Миссис Бернадетти испуганно вскрикнула: "Прекрати, Бруно! Ты что, взбесился?" Но кот не слушал.

Тут я и признался, что подозреваю Сида в воровстве. Миссис Бернадетти строго посмотрела на него и заявила: "Если сам не покажешь, что у тебя в карманах, я позову мужа". Сид начал мямлить, а потом достал из карманов два кекса. Мне стало жаль его – наверное, хотел есть, как и я. Как не понять голодного человека? Я простил его. Миссис Бернадетти улыбнулась, потрепала кота и тоже простила Сида. Странно, но мы с Сидом неплохо ладим. Правда, не дружим.

А вот Бруно стал мне еще ближе. Вспоминая случай с кексом, я называю его про себя: "Мой серый усатый защитник". Жалко, что у меня дома нет кота или кошки. Конечно, есть Спайди, но пауки так недолго живут… После смерти матушки я понял, что мне неуютно жить одному. Бруно был бы мне отличным другом и компаньоном. Но я не стану заводить кота, пока не буду уверен, что смогу прокормить его.

Мэри и Кэтти отпустили меня домой. Несмотря на лёгкое головокружение, я добрался без приключений, свалился в свою кровать и проспал до утра. И что важно – в последнее время мне перестали сниться кошмары. Ну и слава Богу…

Глава 5

Проснулся я в отличном настроении. Утро выдалось тёплое, без дождя. Красивый осенний день. Сварил на завтрак кашу, пусть и на воде, и нашёл под столом толстую муху для Спайди. Осень, а мух я еще находил иногда. Везло мелкому!

Мистер Бернадетти объявил, что мы отправляемся на пленэр. «Пока стоит почти летняя погода, – сказал он, – надо запечатлеть осеннюю красоту». Мы миновали несколько унылых дворов, по соседней улице дошли до парка и расположились у входа. Мастер расставил нас так, чтобы у каждого был свой ракурс, и все принялись рисовать деревья и здания.

Мне достались три совершенно разных дома и растущие рядом вязы. Я любовался фасадами и, странно, но сравнивал их с карманными часами. Вместо шестеренок – окна, украшенные растительным орнаментом, а маленькие балконы – золотая цепочка. Двухэтажное здание слева выделялось жёлтой штукатуркой. Местами она потемнела, но выглядела по-прежнему нарядно, оттеняя роскошную белую лепнину. Мясной магазин на первом этаже оживлял пейзаж незримым присутствием людей. Двухэтажный особнячок в центре, пусть и не кичился пышностью отделки, сочетанием коричневого и охры гармонировал, казалось, с самой осенью. Третий же дом портил всю красоту – серая, полуразрушенная постройка. Я сравнил его с песочными часами. Только песка в них осталось мало. Трагически мало. «Напишу развалину последней», – подумал я.

Привычными движениями я выдавил краски на палитру, огляделся и невольно задумался. У каждого художника есть любимые цвета. Они словно кочуют из картины в картину. Глядя на палитру и на осенний Лондон, я понял, что мои как раз из осенней гаммы. Кадмий желтый, охра, сиена, умбра, марс коричневый. Как я их люблю! Мягкие, теплые, отлично смешиваются со множеством других красок. Как говорит Бернадетти, “хороши в замесе”. Впрочем, не обойтись без ультрамарина и белил. Без них небо не напишешь. На осеннем пейзаже нельзя без теплоты красного и оранжевого. А холодные зеленый и фиолетовый – просто обязательны. Краски на палитру я наношу в определенной последовательности, как учил Бернадетти. И вот ведь какая штука: они будоражат мое воображение, шепчут, что вот-вот начнется волшебство.

Осень глубоко обосновалась в моей голове вместе с пожелтевшими листьями вязов, еще живыми, с красными и зелеными прожилками. Зашумели листья под ногами прохожего. Шуршание – это звук осени? Нет, осень тиха. Это люди шуршат опавшими листьями. Звук дождя! Вот настоящий звук осени.